Ранее: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8
Мы шли рядышком по ночному городу. Я было свернул к квартире Морока, но Веда качнула головой:
– Не туда.
– А куда? – удивился я.
Веда назвала одну из городских площадей.
Был тот час, когда поздних прохожих уже нет, а ранние еще не появились. Недосмотренные сны неприкаянно шатались по тёмным переулкам. По мере приближения к цели нашего пути, окружающее пространство неуловимо менялось. Редкие горевшие окна исчезли совсем. Непонятно откуда появился запах тины. Асфальт под ногами стал бугристым, покрытым многочисленными трещинами, из которых пробивалась чёрная под светом тусклых фонарей трава. Я с удивлением взирал на метаморфозы знакомых улиц. И, тем не менее, вид городской площади явился для меня обескураживающей неожиданностью.
Здания вокруг превратились в руины. Пустые коробки домов, слепые окна без стекол, обрушившиеся крыши. По стенам извивались толстые стебли лиан, покрытые трепещущей в лунном свете листвой. Булыжное покрытие площади местами было разворочено, и повсюду между камней выглядывала трава. Казалось, на каждой травинке сидит светлячок, или сами кончики травы фосфоресцировали в темноте, превращая поверхность площади в огромное мерцающее поле. Растительность самого разного вида освоила это пространство. Воду фонтана затянуло ряской, на ее поверхности покоились огромные, с сильным дурманящим запахом цветы. От этого запаха, от преображения знакомого города, от сумасшедшей бессонницы закружилась голова, и я сел прямо на камни мостовой. Трава вспыхнула при моем прикосновении ярким светом, и световые волны побежали по её поверхности в разные стороны, рассыпая брызги разбуженных светлячков. Я беспомощно взглянул на Веду, присевшую рядом. Та смеялась.
Через некоторое время, привыкнув к окружающей действительности, я решился всмотреться пристальнее в лица и фигуры множества существ, заполнивших площадь. Я не сразу понял, что одежда большинства из них чрезвычайно легка для глубокой осени – тонкие накидки, прозрачные платьица. Многие были обнажены. Далеко не все из них походили на людей. Удлинённые уши, вытянутые лица, слишком широко посаженые глаза, очень длинные, или наоборот очень короткие руки. На другом конце площади мне даже померещился кентавр, но фигура слишком быстро затерялась среди стволов деревьев, оставив меня в неразрешимом недоумении. Многих из присутствующих отличала необычная манера движений, вычурная походка, слишком долгий немигающий взгляд. Я посмотрел на Веду и с ужасом обнаружил странную непропорциональность её лица. И как я раньше этого не замечал! Я поспешно отвернулся.
Заблудившийся светлячок ткнулся в мой лоб. Неподалёку от меня, рядом с поверженным, уже успевшим врасти в землю и позеленевшим бронзовым памятником, высился накренённый гранитный постамент. На его краешке восседал Морок и по-мальчишески болтал ногами. Увидев меня, он приветственно махнул рукой. Я кивнул в ответ.
– Где же именинник? – взглянул я Веде в глаза.
– Пойдём, – вскочила та, и мы двинулись через фосфоресцирующий океан площади. В своём тёплом осеннем плаще я чувствовал себя несуразно среди практически раздетой публики. Кошка, моя старая знакомая, носилась среди травы и, словно маленький котёнок, гонялась за светлячками.
Наконец, у зияющей пустотой и ощерившейся битым стеклом пасти витрины (я помнил этот магазин, иногда я покупал в нём журналы), мы увидели Туссэна. В старомодном потёртом сюртуке, в окружении таких же молодых и безудержно весёлых товарищей он более всего походил на студента с вечеринки. Завидев меня, он заулыбался и замахал руками.
– Я поздравляю тебя, – смущённо произнёс я. – Правда, я не знаю, сколько тебе исполнилось, и у меня нет подарка.
– Пустое, – беззаботно отмахнулся именинник.
– Там, откуда я прибыл, – с иронией произнёс я, – принято дарить подарки на день рождения!
– Мальчик с характером! – заметил один из собеседников Туссэна. Тот хотел ответить, но не успел. В нашу компанию вихрем влетела девица невысокого роста со светло-голубой кожей и изумрудными волосами. Обхватив Туссэна за шею, она защебетала что-то на их птичьем наречии. Обменявшись короткими репликами, парочка погрузилась в затяжной поцелуй.
Почувствовав себя лишним, я обернулся в поисках Веды, но не обнаружил её. Легкомысленно пожал плечами, сунул руки в карманы и отправился глазеть на праздничные чудеса. А глазеть было на что. На стеблях вьющегося растения, зелёной шкурой покрывшего фонарный столб распустились огненно-красные цветы с длинными похожими на щупальца тычинками. Сперва я не понял, что привлекло к этому растению такое количество народа. Присмотревшись, в ужасе отшатнулся. Растение было хищным. На любое прикосновение к тычинкам лепестки мгновенно захлопывались с неприятным щелчком. Народ вокруг этого чудовища забавлялся тем, что дразнил его. Лёгкое касание пальцев к чуть липкой внутренности лепестков, отдёрнутая рука, обманутое растение так и не понявшее, что его обманули... Я долго наблюдал за опасной игрой, но попробовать так и не решился.
Оторвавшись от созерцания чужих развлечений, я двинулся дальше, не оставляя надежды отыскать Веду. И вскоре увидел её, болтающую с подружкой. Присмотревшись к юной собеседнице, узнал Берту. Я попытался прислушаться к их речи, но ничего не понял. Вдруг Берта взглянула прямо в моё лицо, и насмешливо сказала что-то Веде, кивнув в мою сторону. Та обернулась всем телом и обрадовано помчалась в мои объятия, чуть касаясь босыми ногами холодных камней и росы впитывающей и преломляющей свет, испускаемый травой. Я обхватил её гибкое тело и взглянул сверху вниз в счастливые глаза.
– А я знаю её, – похвастался я. – Это Берта!
Веда кивнула, не отрывая взгляда от моих глаз.
– Странное дело, – продолжил я. – С виду вы одного возраста, а тем не менее Берта почему-то кажется старше.
– Она и есть старше, – рассмеялось чудо в моих руках, – она моя мама!
Я замер от удивления. Чтобы скрыть замешательство спросил:
– О чем вы говорили? Я так ничего и не понял. Этот Ваш ликси...
– Это был не ликси.
– Но явно ведь не обычный язык.
– Вполне обычный. Это тамрик. Такой же как ликси, только другой.
– Как это?
– Неважно, – отмахнулась Веда. – Какая разница? Есть вещи поинтереснее!
Я посмотрел туда, куда показывала девушка. На самом краю площади, перегораживая тёмное устье улицы буквально из ничего возникала башня. Этаж громоздился на этаж, стройные ряды колон ионического ордера брезгливо поддерживали грубую кладку из необтёсанного камня, а в них, в свою очередь, упирались стройные готические контрфорсы.
– Что за нелепица? – удивился я?
– Вавилонскую башню строят, – пояснила Веда. – Игра такая - каждый достраивает этаж. Проиграл тот, у кого башня рухнет.
Некоторое время мы стояли, и, запрокинув голову, смотрели на растущую громадину. Тёмное в ночи и абсурдное сооружение, обладало какой-то странной красотой. Это действительно была вавилонская башня, но вавилонская башня строящаяся уже после смешения языков. Порыв чёрного ветра со звездного неба, обогнув громоздкий силуэт, дохнул в моё запрокинутое лицо. Я почувствовал, что продрог.
– У вас принято угощать гостей? – обернулся я к своей спутнице.
Веда кивнула и потащила меня к дереву, проросшего через трещину в стене одного из домов (под номером дома вместо названия улицы значилось: "Имя ей – Нун"). Сорвав с его ветвей два плода, один протянула мне, другой оставила себе. Как только я сдавил упругую кожу, плод, чмокнув, лопнул, обнажив сочную сердцевину с терпким и вяжущим вкусом. Веда бросила короткое: "сейчас" и убежала. Набухшие губы покалывало изнутри. Мимо пробежала девушка, остановилась на секунду с удивлением глядя на моё лицо, потом улыбнулась, провела пальцами по моей щеке, сказала непонятное и умчалась прочь.
– Держи, – Веда протягивала мне съестное, в темноте непонятно что именно. Я взял влажный кусок в руки и поднёс к онемевшим губам. Сочная мякоть коснулась моего языка и я с ужасом почувствовал вкус крови.
– Что это!
– Мясо.
– Оно же сырое!
– Ну да. Сырое мясо в соке манго. С тертым орехом.
– Как можно есть сырое мясо?
– Почему нет? – Веда улыбалась, то ли удивлённо, то ли издеваясь. – Попробуй, тебе понравится.
Я разжевал кусок мяса.
– Оно и жилистое к тому же!
– Так это самое интересное, – моя подружка пресекла попытку каприза. – Рвать сырое мясо зубами!
Я покосился на смеющееся лицо, но послушно продолжил жевать. Через некоторое время я с удивлением понял, что мне действительно нравится терзать сырую плоть и чувствовать её вкус языком.
Внезапно одинокое облачко посреди чистого неба закрыло луну, погрузив площадь во мрак. В следующий момент в облаке обнаружилась дырка, и узкая полоска лунного света, словно прожектор, осветила одинокую фигуру идущую к нам. Складчатое одеяние Аллариха отражало свет в наши зрачки.
– Эффектно, – оценил я.
Веда пренебрежительно фыркнула.
Алларих остановился на каком-то расстоянии, не отрывая взгляда от Веды. Та тронула меня за предплечье и направилась к гостю. Машинально пережёвывая мясо, я наблюдал за их беседой. Алларих взял мою подружку за руку. Та что-то говорила ему, потом обернулась, улыбнувшись, махнула мне, и оба существа исчезли среди толпы веселящихся монстров в человеческом обличии. Струйка мясного сока из сжатого в кулаке куска потекла по руке и забралась в рукав. Впрочем, я был на празднике и имел намерение продолжать веселиться.
Облако исчезло так же неожиданно, как и появилось. Луна, в окружении звёзд щедро поливала буйную растительность захватившую мертвый город. Бесцельно блуждая внутри праздника я вновь вышел к поверженному монументу. Бронзовое лицо наполовину вросло в землю, оставив снаружи подбородок, половину носа и один глаз. При моём приближении глазное яблоко резко повернулось и уставилось на меня. Я вздрогнул. Услышав смешок, поднял глаза и увидел Голема, стоящего на небритой бронзовой щеке.
"Сколько же здесь народу, – подумал я. – Сколько чудовищ, оказывается, живет в городе под маской обычных людей. Я, кажется, встретил тут всех нелюдей, видимых мною за последний год".
Вроде бы действительно всех. Кроме... Пот прошиб меня под ставшим жарким плащом. Если Кати теперь одна из них, то она тоже где-то здесь. И я смогу найти её! Точнее, её тело, и ту, которая ныне живёт в нём.
Судорожно проглотив последний кусок угощения, я приступил к поискам. Я взбудоражено носился по площади, присматривался к девушкам, останавливал их, заглядывал в лицо. Моё внимание девушки воспринимали по-своему. Смеясь, пытались втянуть в свои забавы, фривольно целовали в щеки, а я, не останавливаясь нигде, всё мчался по площади круг за кругом. Наконец я понял, что одних и тех же девушек я видел уже по нескольку раз, и расстроено опустился на сияющую траву. Кати нигде не было.
Карма, заработанная мною во время поисков, дала о себе знать незамедлительно. С полдюжины юных созданий окружили меня и начали дергать, смеясь, кто за руку, кто за волосы, кто за одежду. Ошалевший от их гомона и непонятных слов я попытался вырваться из их хоровода, но не тут то было. Цепкие пальцы, весёлые глаза, ласкающие прикосновения совсем дезориентировали меня в и без того запутанном мире. Моё тело щекотали со всех сторон, и я вспомнил почему-то сказки про русалок, способных защекотать свою жертву насмерть. Я сделал последнюю, отчаянную, попытку освободиться, и в следующий момент весь клубок обнаженных рук и заманчивых еле прикрытых тел разлетелся в разные стороны. Я удивлённо огляделся, пытаясь понять причину столь внезапных перемен. Взглянув туда, куда глядели все, я открыл рот и онемел от первобытного ужаса. Вавилонская башня, уже достигшая неба, не выдержала, наконец, творимых над ней безумств, и медленно кренилась в мою сторону. Через мгновение я понял, что это не крен, а самое настоящее падение. Статуи вырвались из своих ниш и стремительно помчались вниз. Трещины пробежали по всему телу здания. Крен становился всё больше, башня уже нависала надо мной. Гипсовая ваза грохнулась у моих ног, разлетевшись на мелкие осколки. Кариатиды теряли головы, карнизы срывались со своих мест. Стена из необработанного камня наседала на меня, и в следующий момент прямо в лицо уже мчался громадный каменный кулак.
Удар бросил меня на землю. Камни, кирпичи, обломки стен падали рядом со мной, вокруг меня, на меня. Не сразу я понял, что, несмотря на удары, моё тело не чувствовало боли. Наконец каменный град закончился. Пыль медленно опускалась, наполняя содержанием лучи лунного света. Фосфоресцирующая трава выпрямлялась, освобождаясь из под придавивших её камней. Я был цел и невредим, по крайней мере, физически. Вокруг высились обломки, загораживая остальную часть площади. Я потрогал их рукой – вполне материальные холодные камни. В лунном свете вспыхнул ореол воздушных волос – одна из русалок, недавно игравшая со мной склонилась ко мне. Волшебное лицо с преувеличенными глазами улыбнулось:
– Мой...
– Нет, мой, – отозвался голос ещё одной девушки. Переполошившиеся светлячки запутались в её волосах. Я ощутил на своём теле четыре ладошки, гладящие меня, ласкающие, пытающиеся забраться под одежду. Подняв дрожащие после недавнего потрясения руки, я наткнулся на их гибкие подвижные тела. Мои ладони видимо забыли о существовании моей головы, почувствовав под собой нежную и тёплую девичью кожу. Две пары губ прильнули ко мне лишая остатков разума. Всё смешалось в мозгу: холодные булыжники мостовой под моей спиной, светящаяся трава у самого моего лица, эфемерные создания, в которых растворялось моё "я", светлячки между нами и звёздами.
Я проснулся оттого, что замёрз. Открыл глаза и у самого лица обнаружил железное блестящее колесо. Полированный рельс прогнулся под навалившейся на него тяжестью, выгнулся, пропуская колесо вперёд, прогнулся под следующим. Я испуганно вскочил на четвереньки. Ранний трамвай неспешно прокатил мимо меня своё тело, грохотнув на стрелке Я отпрянул назад. Тело бил озноб. Не земле, заботливо свёрнутый и положенный под голову лежал плащ. Визг тормозов, раздражённый гудок. Машина, светя фарами, вынырнула из серого утреннего тумана. Извиняясь, я развёл руками, и, подхватив плащ, бросился к обочине с середины проезжей части.
Даже одевшись, я никак не мог согреться. Площадь вновь обрела свой обычный вид. Раннее утро не успело еще разогнать осенний туман. Немногочисленные машины колесили по брусчатке через то место, где я только что спал. Бронзовый поэт вернулся на свой постамент и глядел сочувственно. Город, борясь со сном, пытался открыть глаза.
Продолжение следует...
Шабаш
Мы шли рядышком по ночному городу. Я было свернул к квартире Морока, но Веда качнула головой:
– Не туда.
– А куда? – удивился я.
Веда назвала одну из городских площадей.
Был тот час, когда поздних прохожих уже нет, а ранние еще не появились. Недосмотренные сны неприкаянно шатались по тёмным переулкам. По мере приближения к цели нашего пути, окружающее пространство неуловимо менялось. Редкие горевшие окна исчезли совсем. Непонятно откуда появился запах тины. Асфальт под ногами стал бугристым, покрытым многочисленными трещинами, из которых пробивалась чёрная под светом тусклых фонарей трава. Я с удивлением взирал на метаморфозы знакомых улиц. И, тем не менее, вид городской площади явился для меня обескураживающей неожиданностью.
Здания вокруг превратились в руины. Пустые коробки домов, слепые окна без стекол, обрушившиеся крыши. По стенам извивались толстые стебли лиан, покрытые трепещущей в лунном свете листвой. Булыжное покрытие площади местами было разворочено, и повсюду между камней выглядывала трава. Казалось, на каждой травинке сидит светлячок, или сами кончики травы фосфоресцировали в темноте, превращая поверхность площади в огромное мерцающее поле. Растительность самого разного вида освоила это пространство. Воду фонтана затянуло ряской, на ее поверхности покоились огромные, с сильным дурманящим запахом цветы. От этого запаха, от преображения знакомого города, от сумасшедшей бессонницы закружилась голова, и я сел прямо на камни мостовой. Трава вспыхнула при моем прикосновении ярким светом, и световые волны побежали по её поверхности в разные стороны, рассыпая брызги разбуженных светлячков. Я беспомощно взглянул на Веду, присевшую рядом. Та смеялась.
Через некоторое время, привыкнув к окружающей действительности, я решился всмотреться пристальнее в лица и фигуры множества существ, заполнивших площадь. Я не сразу понял, что одежда большинства из них чрезвычайно легка для глубокой осени – тонкие накидки, прозрачные платьица. Многие были обнажены. Далеко не все из них походили на людей. Удлинённые уши, вытянутые лица, слишком широко посаженые глаза, очень длинные, или наоборот очень короткие руки. На другом конце площади мне даже померещился кентавр, но фигура слишком быстро затерялась среди стволов деревьев, оставив меня в неразрешимом недоумении. Многих из присутствующих отличала необычная манера движений, вычурная походка, слишком долгий немигающий взгляд. Я посмотрел на Веду и с ужасом обнаружил странную непропорциональность её лица. И как я раньше этого не замечал! Я поспешно отвернулся.
Заблудившийся светлячок ткнулся в мой лоб. Неподалёку от меня, рядом с поверженным, уже успевшим врасти в землю и позеленевшим бронзовым памятником, высился накренённый гранитный постамент. На его краешке восседал Морок и по-мальчишески болтал ногами. Увидев меня, он приветственно махнул рукой. Я кивнул в ответ.
– Где же именинник? – взглянул я Веде в глаза.
– Пойдём, – вскочила та, и мы двинулись через фосфоресцирующий океан площади. В своём тёплом осеннем плаще я чувствовал себя несуразно среди практически раздетой публики. Кошка, моя старая знакомая, носилась среди травы и, словно маленький котёнок, гонялась за светлячками.
Наконец, у зияющей пустотой и ощерившейся битым стеклом пасти витрины (я помнил этот магазин, иногда я покупал в нём журналы), мы увидели Туссэна. В старомодном потёртом сюртуке, в окружении таких же молодых и безудержно весёлых товарищей он более всего походил на студента с вечеринки. Завидев меня, он заулыбался и замахал руками.
– Я поздравляю тебя, – смущённо произнёс я. – Правда, я не знаю, сколько тебе исполнилось, и у меня нет подарка.
– Пустое, – беззаботно отмахнулся именинник.
– Там, откуда я прибыл, – с иронией произнёс я, – принято дарить подарки на день рождения!
– Мальчик с характером! – заметил один из собеседников Туссэна. Тот хотел ответить, но не успел. В нашу компанию вихрем влетела девица невысокого роста со светло-голубой кожей и изумрудными волосами. Обхватив Туссэна за шею, она защебетала что-то на их птичьем наречии. Обменявшись короткими репликами, парочка погрузилась в затяжной поцелуй.
Почувствовав себя лишним, я обернулся в поисках Веды, но не обнаружил её. Легкомысленно пожал плечами, сунул руки в карманы и отправился глазеть на праздничные чудеса. А глазеть было на что. На стеблях вьющегося растения, зелёной шкурой покрывшего фонарный столб распустились огненно-красные цветы с длинными похожими на щупальца тычинками. Сперва я не понял, что привлекло к этому растению такое количество народа. Присмотревшись, в ужасе отшатнулся. Растение было хищным. На любое прикосновение к тычинкам лепестки мгновенно захлопывались с неприятным щелчком. Народ вокруг этого чудовища забавлялся тем, что дразнил его. Лёгкое касание пальцев к чуть липкой внутренности лепестков, отдёрнутая рука, обманутое растение так и не понявшее, что его обманули... Я долго наблюдал за опасной игрой, но попробовать так и не решился.
Оторвавшись от созерцания чужих развлечений, я двинулся дальше, не оставляя надежды отыскать Веду. И вскоре увидел её, болтающую с подружкой. Присмотревшись к юной собеседнице, узнал Берту. Я попытался прислушаться к их речи, но ничего не понял. Вдруг Берта взглянула прямо в моё лицо, и насмешливо сказала что-то Веде, кивнув в мою сторону. Та обернулась всем телом и обрадовано помчалась в мои объятия, чуть касаясь босыми ногами холодных камней и росы впитывающей и преломляющей свет, испускаемый травой. Я обхватил её гибкое тело и взглянул сверху вниз в счастливые глаза.
– А я знаю её, – похвастался я. – Это Берта!
Веда кивнула, не отрывая взгляда от моих глаз.
– Странное дело, – продолжил я. – С виду вы одного возраста, а тем не менее Берта почему-то кажется старше.
– Она и есть старше, – рассмеялось чудо в моих руках, – она моя мама!
Я замер от удивления. Чтобы скрыть замешательство спросил:
– О чем вы говорили? Я так ничего и не понял. Этот Ваш ликси...
– Это был не ликси.
– Но явно ведь не обычный язык.
– Вполне обычный. Это тамрик. Такой же как ликси, только другой.
– Как это?
– Неважно, – отмахнулась Веда. – Какая разница? Есть вещи поинтереснее!
Я посмотрел туда, куда показывала девушка. На самом краю площади, перегораживая тёмное устье улицы буквально из ничего возникала башня. Этаж громоздился на этаж, стройные ряды колон ионического ордера брезгливо поддерживали грубую кладку из необтёсанного камня, а в них, в свою очередь, упирались стройные готические контрфорсы.
– Что за нелепица? – удивился я?
– Вавилонскую башню строят, – пояснила Веда. – Игра такая - каждый достраивает этаж. Проиграл тот, у кого башня рухнет.
Некоторое время мы стояли, и, запрокинув голову, смотрели на растущую громадину. Тёмное в ночи и абсурдное сооружение, обладало какой-то странной красотой. Это действительно была вавилонская башня, но вавилонская башня строящаяся уже после смешения языков. Порыв чёрного ветра со звездного неба, обогнув громоздкий силуэт, дохнул в моё запрокинутое лицо. Я почувствовал, что продрог.
– У вас принято угощать гостей? – обернулся я к своей спутнице.
Веда кивнула и потащила меня к дереву, проросшего через трещину в стене одного из домов (под номером дома вместо названия улицы значилось: "Имя ей – Нун"). Сорвав с его ветвей два плода, один протянула мне, другой оставила себе. Как только я сдавил упругую кожу, плод, чмокнув, лопнул, обнажив сочную сердцевину с терпким и вяжущим вкусом. Веда бросила короткое: "сейчас" и убежала. Набухшие губы покалывало изнутри. Мимо пробежала девушка, остановилась на секунду с удивлением глядя на моё лицо, потом улыбнулась, провела пальцами по моей щеке, сказала непонятное и умчалась прочь.
– Держи, – Веда протягивала мне съестное, в темноте непонятно что именно. Я взял влажный кусок в руки и поднёс к онемевшим губам. Сочная мякоть коснулась моего языка и я с ужасом почувствовал вкус крови.
– Что это!
– Мясо.
– Оно же сырое!
– Ну да. Сырое мясо в соке манго. С тертым орехом.
– Как можно есть сырое мясо?
– Почему нет? – Веда улыбалась, то ли удивлённо, то ли издеваясь. – Попробуй, тебе понравится.
Я разжевал кусок мяса.
– Оно и жилистое к тому же!
– Так это самое интересное, – моя подружка пресекла попытку каприза. – Рвать сырое мясо зубами!
Я покосился на смеющееся лицо, но послушно продолжил жевать. Через некоторое время я с удивлением понял, что мне действительно нравится терзать сырую плоть и чувствовать её вкус языком.
Внезапно одинокое облачко посреди чистого неба закрыло луну, погрузив площадь во мрак. В следующий момент в облаке обнаружилась дырка, и узкая полоска лунного света, словно прожектор, осветила одинокую фигуру идущую к нам. Складчатое одеяние Аллариха отражало свет в наши зрачки.
– Эффектно, – оценил я.
Веда пренебрежительно фыркнула.
Алларих остановился на каком-то расстоянии, не отрывая взгляда от Веды. Та тронула меня за предплечье и направилась к гостю. Машинально пережёвывая мясо, я наблюдал за их беседой. Алларих взял мою подружку за руку. Та что-то говорила ему, потом обернулась, улыбнувшись, махнула мне, и оба существа исчезли среди толпы веселящихся монстров в человеческом обличии. Струйка мясного сока из сжатого в кулаке куска потекла по руке и забралась в рукав. Впрочем, я был на празднике и имел намерение продолжать веселиться.
Облако исчезло так же неожиданно, как и появилось. Луна, в окружении звёзд щедро поливала буйную растительность захватившую мертвый город. Бесцельно блуждая внутри праздника я вновь вышел к поверженному монументу. Бронзовое лицо наполовину вросло в землю, оставив снаружи подбородок, половину носа и один глаз. При моём приближении глазное яблоко резко повернулось и уставилось на меня. Я вздрогнул. Услышав смешок, поднял глаза и увидел Голема, стоящего на небритой бронзовой щеке.
"Сколько же здесь народу, – подумал я. – Сколько чудовищ, оказывается, живет в городе под маской обычных людей. Я, кажется, встретил тут всех нелюдей, видимых мною за последний год".
Вроде бы действительно всех. Кроме... Пот прошиб меня под ставшим жарким плащом. Если Кати теперь одна из них, то она тоже где-то здесь. И я смогу найти её! Точнее, её тело, и ту, которая ныне живёт в нём.
Судорожно проглотив последний кусок угощения, я приступил к поискам. Я взбудоражено носился по площади, присматривался к девушкам, останавливал их, заглядывал в лицо. Моё внимание девушки воспринимали по-своему. Смеясь, пытались втянуть в свои забавы, фривольно целовали в щеки, а я, не останавливаясь нигде, всё мчался по площади круг за кругом. Наконец я понял, что одних и тех же девушек я видел уже по нескольку раз, и расстроено опустился на сияющую траву. Кати нигде не было.
Карма, заработанная мною во время поисков, дала о себе знать незамедлительно. С полдюжины юных созданий окружили меня и начали дергать, смеясь, кто за руку, кто за волосы, кто за одежду. Ошалевший от их гомона и непонятных слов я попытался вырваться из их хоровода, но не тут то было. Цепкие пальцы, весёлые глаза, ласкающие прикосновения совсем дезориентировали меня в и без того запутанном мире. Моё тело щекотали со всех сторон, и я вспомнил почему-то сказки про русалок, способных защекотать свою жертву насмерть. Я сделал последнюю, отчаянную, попытку освободиться, и в следующий момент весь клубок обнаженных рук и заманчивых еле прикрытых тел разлетелся в разные стороны. Я удивлённо огляделся, пытаясь понять причину столь внезапных перемен. Взглянув туда, куда глядели все, я открыл рот и онемел от первобытного ужаса. Вавилонская башня, уже достигшая неба, не выдержала, наконец, творимых над ней безумств, и медленно кренилась в мою сторону. Через мгновение я понял, что это не крен, а самое настоящее падение. Статуи вырвались из своих ниш и стремительно помчались вниз. Трещины пробежали по всему телу здания. Крен становился всё больше, башня уже нависала надо мной. Гипсовая ваза грохнулась у моих ног, разлетевшись на мелкие осколки. Кариатиды теряли головы, карнизы срывались со своих мест. Стена из необработанного камня наседала на меня, и в следующий момент прямо в лицо уже мчался громадный каменный кулак.
Удар бросил меня на землю. Камни, кирпичи, обломки стен падали рядом со мной, вокруг меня, на меня. Не сразу я понял, что, несмотря на удары, моё тело не чувствовало боли. Наконец каменный град закончился. Пыль медленно опускалась, наполняя содержанием лучи лунного света. Фосфоресцирующая трава выпрямлялась, освобождаясь из под придавивших её камней. Я был цел и невредим, по крайней мере, физически. Вокруг высились обломки, загораживая остальную часть площади. Я потрогал их рукой – вполне материальные холодные камни. В лунном свете вспыхнул ореол воздушных волос – одна из русалок, недавно игравшая со мной склонилась ко мне. Волшебное лицо с преувеличенными глазами улыбнулось:
– Мой...
– Нет, мой, – отозвался голос ещё одной девушки. Переполошившиеся светлячки запутались в её волосах. Я ощутил на своём теле четыре ладошки, гладящие меня, ласкающие, пытающиеся забраться под одежду. Подняв дрожащие после недавнего потрясения руки, я наткнулся на их гибкие подвижные тела. Мои ладони видимо забыли о существовании моей головы, почувствовав под собой нежную и тёплую девичью кожу. Две пары губ прильнули ко мне лишая остатков разума. Всё смешалось в мозгу: холодные булыжники мостовой под моей спиной, светящаяся трава у самого моего лица, эфемерные создания, в которых растворялось моё "я", светлячки между нами и звёздами.
* * *
Я проснулся оттого, что замёрз. Открыл глаза и у самого лица обнаружил железное блестящее колесо. Полированный рельс прогнулся под навалившейся на него тяжестью, выгнулся, пропуская колесо вперёд, прогнулся под следующим. Я испуганно вскочил на четвереньки. Ранний трамвай неспешно прокатил мимо меня своё тело, грохотнув на стрелке Я отпрянул назад. Тело бил озноб. Не земле, заботливо свёрнутый и положенный под голову лежал плащ. Визг тормозов, раздражённый гудок. Машина, светя фарами, вынырнула из серого утреннего тумана. Извиняясь, я развёл руками, и, подхватив плащ, бросился к обочине с середины проезжей части.
Даже одевшись, я никак не мог согреться. Площадь вновь обрела свой обычный вид. Раннее утро не успело еще разогнать осенний туман. Немногочисленные машины колесили по брусчатке через то место, где я только что спал. Бронзовый поэт вернулся на свой постамент и глядел сочувственно. Город, борясь со сном, пытался открыть глаза.
Продолжение следует...