четверг, 04 февраля 2010
среда, 03 февраля 2010
вторник, 02 февраля 2010
Продолжение. Начало - тут
Я долго не мог прийти в себя. Время исчезло. Дни сменялись ночами, ночи днями, а я все жил в сером зябком утреннем сумраке. Я никуда не выходил, только бросил однажды мокрый ком земли на гулкую крышку гроба. Дожди сменились солнцем и ярким небом, поэтому я глухо зашторил окна. Но все равно просыпался каждое утро в тот момент, когда восходило солнце.
Моё восприятие действительности изменилось, и мне начало казаться, что статуя, найденная мною ночью посреди промокшего города и смерть Кати связаны между собой. Я вышел к неуместной радости солнца, и мрачным призраком бродил по знакомым улочкам пытаясь найти среди них незнакомую. Однако я и вправду хорошо знал этот район, и в нем не было места для незнакомых улиц.
День за днем, я выходил из дому и проходил ставшим уже привычным маршрутом. Наконец, осознав бессмысленность подобных блужданий, я задумался. Теперь уже не мои ноги, а мои мысли ходили по кругу, тщетно пытаясь найти приемлемое объяснение. В конце концов, я плюнул на весь этот хаос нелепиц и, не в силах больше оста-ваться в надоевших стенах или бродить по осточертелым переулкам, отправился в противоположную часть города.
Медленно бредя вдоль ограды старого парка, я благодарно впитывал в себя окружающую тишину. Вечерний ветер, пропитанный светом заходящего солнца, с легко-стью выдувал из моей бедной головы прошлогоднюю пыль воспоминаний. Оранжевое небо беззаботно играло в ладошки со свежими листьями деревьев. Не было ничего, кроме этой ограды, этих деревьев, и этого вечера.
Внезапно возникшая калитка заставила меня повернуть голову и бросить взгляд в глубину парка. Там, на темном фоне деревьев, стояла маленькая светлая фигурка.
– Кати… – прошептал я, и ничего не соображая, помчался сквозь шелест листьев к такому знакомому силуэту. Но уже через несколько шагов силуэт этот распался на от-дельные пятна: на блики солнца упавшие на песчаные дорожки, на белые стволы берез. Я остановился, удивляясь безумию своей радости, и в этот момент знакомый тихий смех раздался за моей спиной. Оглянувшись, я увидел Кати, так близко, что в её существовании уже нельзя было обмануться. Она стояла, пронизанная последними лучами, смотрела на меня и смеялась. Струны солнечных лучей дрожали в такт этому смеху, и ее тело трепетало вместе с ними. Не в силах смирится с абсурдом реальности, я зажмурился и закрыл глаза ладонями. Но нежный смех Кати уже звучал со всех сторон и, ка-залось, даже внутри меня. Как стихает ветер, смех этот стал слабее, а затем исчез. Я открыл глаза. Солнце зашло. Кати нигде не было.
– Садись, чего стоишь?
– Я не могу сидеть! Представляешь, я бродил около парка, и вдруг увидел…
– По крайней мере, не маячь перед глазами.
– Ладно. Остин, это очень важно!
– Ну хорошо, кого ты там увидел?
– Кати!
– Успокойся. Ты сам понимаешь, что тебе все это померещилось?
– Как померещилось! Да я видел её как тебя сейчас!
– Может тебе все приснилось? Разве то, что ты видел, казалось тебе реальным?
– Мне и сейчас то, что я вижу, кажется нереальным.
– Ох, Господи! Прямо не знаю, что тебе сказать. Пропавшее тело не повод...
– Что?!! – окружающий мир плавно тронулся под моими ногами, как поезд, уходящий прочь от перрона к чуждым и таинственным странам.
– А, чёрт! – выругался Остин. – Я забыл, что ты не знаешь.
– Чего не знаю? – поезд Вселенной все набирал скорость, и я уже с трудом удерживался на ногах. Остин молчал, глядя в пол. Я не знал, что сказать. Наконец выдавил:
– Не молчи!
– Сядь все-таки. Сейчас я тебе всё скажу. Подожди.
Я сел, не в силах стоять. Железные колеса в моей груди гулко стучали по железным рельсам. Наконец, Остин произнес:
– Тело Кати исчезло. Тебе не говорили потому, что… Ну… Потому, что…
– А гроб?
– Гроб был пустой.
– Не может быть!
– Успокойся.
Я закрыл глаза. Мир достиг своей крейсерской скорости. Меня уже не так трясло, только сердце равномерно постукивало на стыках рельс. Остин ещё помолчал, а потом сказал, странно-спокойно:
– Пойдем на кухню. Я тебе чаю дам. Хороший чай. Тебе понравится.
– Я равнодушен к чаю, ты же знаешь. Лучше расскажи всё.
– Рассказывать-то и нечего. Пойдем-пойдем. Всё, что знаю – скажу…
Вспыхнувший под потолком свет неяркой лампочки сотворил маленькую пещерку кухни. Остин привычным мановением руки чиркнул спичкой, зажёг голубое пламя и уютно расположил над ним чайник. Я сидел у стола и ждал.
– Рассказывать действительно нечего. Тело Кати пропало. Непонятно даже в какой момент. Но смерть к этому моменту уже была установлена. Надеюсь, ты не веришь в живых мертвецов?
– Призраков не существует, – равнодушно сказал я.
– Вот видишь. Не бери в голову. Вот и чайник закипел.
Некоторое время я наблюдал, как Остин возится с чаем и прочей ерундой.
– Знаешь, Остин, я понимаю, что выгляжу полным идиотом. Когда я говорил про Кати в парке, я склонен был думать, что у меня начались галлюцинации. Но когда ты сказал про пустой гроб…
– Ну хорошо, допустим видел ты что-то... Тебе сколько сахара?.. Но это событие никак не может повлиять на твою жизнь. Понимаешь, оно ничего не меняет. Занимайся своим делом и живи, как жил раньше.
– Я не могу ничем сейчас заниматься.
– Ну, тогда ходи по кладбищам и разыскивай своего несуществующего призрака!
– Ты это серьезно? – я оторвал взгляд от омута недопитого чая и удивленно взгля-нул на Остина.
– Более-менее. Ну если ты ничем не можешь заниматься, то действительно поброди по кладбищам. Ночи сейчас холодные, когда ты совсем замерзнешь или, ещё лучше, простудишься, то поймешь, наконец, что Кати уже нет.
– Нет, ты серьёзно хочешь, чтобы я бродил ночами по кладбищу? – у Остина была вредная привычка время от времени чрезмерно удивлять меня.
– Нет, почему ночами? Ворота в другой мир открываются в сумерки.
– В сумерки?
– Ну, как тебе сказать… Есть день, есть ночь. А сумерки – ни то ни сё. Ни силы света, ни силы тьмы не владеют ими. Поэтому именно в сумерки и легче всего пройти в другой мир. Вообще, любое ни то ни сё куда-нибудь да ведет. Берег реки (тролли ведь под мостами жили), сумерки, кладбищенская ограда, Хеллуин, когда одно время уже закончилось, а другое ещё не наступило. Или смех, например…
– Смех-то здесь причём?
– Смешно то, – с готовностью начал Остин, – что содержит в себе парадокс. Два образа мысли, которые противоречат друг-другу. А между этими мыслями есть пространство, которое не принадлежит ни одной из них, и именно там есть проход в нечто иное. Тебе нужно быть веселее, друг мой. С таким выражением на лице ты уж точно ничего не найдешь!
– Ты сейчас говоришь правду, или хитришь?
– Я говорю правду, даже когда хитрю, – улыбнулся Остин.
Я ступил на мост, и почувствовал, как он вздрогнул. Проносящиеся автомобили заставляли этого железного монстра трепетать, как трепещет юная девушка, открывающая неожиданное письмо. Я поёжился от ночного холода. Луна уже спряталась где-то там, за пределами города, и почти сразу же облака затянули ставшее бесполезным небо. Я медленно брёл сквозь металлические колонны и растяжки. Огни моста делали его похожим на большой уставший пароход, плывущий по волнам светящегося планктона. Подойдя к перилам, я взглянул вниз. Темная неспокойная вода поглощала в себе всю стройную и продуманную систему огоньков, превращая их в беспорядочно суетящиеся искры. Оглядевшись, я увидел, наконец, то, что искал: квадратный люк с холодной железной ручкой. Приподняв тяжёлую крышку, я, тщётно стараясь не испачкать плащ, спустился вниз. Ночная тишина города притворилась тишиной замкнутого пространства. Я нашёл в кармане фонарик, вытащил его, и бросил сонный кружок света к своим ногам. Мост снова вздрогнул, но всё же разрешил мне ощупать светлым пятнышком свою душу.
Ничего неожиданного не оказалось в этой душе. Ржавая пустота, металлические балки, тонкая жесть под ногами. «Совсем с ума сошёл, – подумал я о себе. – Неужто и вправду я ожидал увидеть под мостом троллей?» Я попытался прочувствовать всю не-лепость этого предположения, но не ощутил внутри себя вообще ничего. Только ржавчина и пустота.
Луч фонарика неожиданно зацепился за край ещё одного люка. В недоумении я от-крыл его, и увидел далеко под собой чёрную рябь речной воды. Было полным безумием спускаться в это отверстие, но это безумие также оставило меня безучастным. Я сел на край дыры спустил ноги и попытался нащупать хоть что-нибудь твёрдое. Неожиданно просто это удалось. Впрочем, если здесь есть люк, то как-то предполагалось через него спускаться. Довольно скоро не только мои ноги, но и все остальные части моего тела оказались подвешенными в железной паутине над равнодушно текущей рекой. Усевшись поудобнее на сплетении труб, я взглянул на свои ботинки, легкомысленно болтавшиеся на фоне искрящихся отражений, и холод железа проник через мою одежду и сковал в неподвижности моё тело ледяными иголками. Металлические кружева моста сплелись с холодной сетью внутри меня. Мост сделал меня своей частью, и проехавший грузовик заставил трепетать не только его, но и моё тело.
Так мы и глядели вместе на неторопливую воду. Из за поворота реки показалась баржа, и, светя неяркими огоньками, двинулась в нашу сторону. С неторопливостью верблюда она приближалась к мосту, неся на себе своё бремя – горб то ли из песка, то ли из чего-то столь же бесполезного. Совершенно незаметно она вдруг оказалась прямо подо мной, сначала эта гора, со спящими на ней птицами, а потом и огоньки, прида-вавшие всей этой громаде иллюзию осмысленности. Фонарик, воспользовавшись тем, что мои пальцы утратили всякую бдительность, вырвался на волю, и, вращаясь, плюхнулся в воду сразу за кормой судна. Несколько мгновений он пытался светить из-под воды, а затем, оставив бесплодную затею, погас.
Холодный ветер засвистел в ажурных конструкциях, потом стих, и капли дождя покрыли реку узорной вуалью. Лишь под мостом вода осталась такой, как была. Дождь усиливался, и, наконец, полил, как из ведра. Тяжёлые капли, падая в реку, поднимали вокруг себя мелкие брызги, поднимающиеся лживым туманом почти до парапета. Я был благодарен железной ладошке, укрывающей меня от потопа. Вскоре дождь стал слабеть, и вдруг отпустил обиженную реку. Небо посветлело, ночные облака медленно расходились, освобождая чистое небо. Последние звёзды выглянули попрощаться с го-родом и живущим собственной жизнью мостом. Легкий холодный туман ласково за-крыл обнажённое дождём тело реки, но, увидав восходящее солнце, выглянувшее из-за туч, тактично исчез, давая тёмной воде возможность согреться. Под взглядом красного, неумытого светила я почувствовал, что отчаянно замёрз. Неуклюже поднявшись на ноги, я стал аккуратно переступать с балки на балку, стараясь не глядеть вниз. Добрав-шись до люка, я, окончательно перепачкавшись, забрался в закрытое от ветра и потому теплое нутро, и, сожалея о потерянном фонарике, спотыкаясь, побрёл к выходу.
Пустынное раннее утро насмешливо смотрело на мою ссутулившуюся фигуру. Хо-телось спать, а ненасытная пасть подземки ещё не приступила к своему завтраку. Же-лая как-то провести бесполезный час, я укрылся в ближайшем парке. Солнце, недовольное тем, что его разбудили так рано, всё время пыталось завернуться в тёплые облака, но те, проявляя неожиданную для них чёрствость, постоянно пытались улизнуть. Мокрые после дождя листья роняли прозрачные капли на бесстыдно обнажённую после соития с небом землю. Пользуясь слепотой своих глаз, холодные статуи спали на каменных постаментах. Одна из них мне показалась знакомой. Мне почудилось, что тогда, на Нелепой улице, я видел именно её. Я остановился, затем подошёл поближе, и прилежно вгляделся в неживое лицо. Но нет, не она.
Разочарованно отвернувшись, я увидел человека в мокром светлом плаще. Он брёл по шуршащим листьям, и, казалось, все статуи на аллее при виде его просыпаются и тут же замирают в каменной неподвижности. “Господи, – подумал я. – Откуда летом столько листьев на земле?” И тут же усомнился в своей памяти – действительно ли лето сейчас? А человек неторопливо приближался ко мне в почетном карауле каменных богов. Его светлые растрёпанные волосы почему-то делали его похожим на каменное изваяние, не склонное приспосабливать внешний вид под требования моды и людских мнений. Подойдя вплотную, человек остановился и вопросительно взглянул неожиданно живыми глазами. Мне нестерпимо захотелось что-то сказать, но я молчал, подбирая слова. Незнакомец терпеливо ждал, пока я соберу мысли.
– Я искал Вас! – наконец произнёс мой голос.
– Ты слишком настырно нас искал, – голос собеседника и его манера обращаться на “ты”, создавала иллюзию давнего знакомого. – Ты назойливо появлялся во всех тех местах, которые нам были нужны. И при этом сущности этих мест не понимал – для тебя они были лишены смысла.
– Простите, – я опустил голову.
– На самом деле это мы виноваты перед тобой. И ты имеешь право получить отве-ты. Видимо это единственное решение.
Незнакомец замолчал, ожидая вопросов. И я спросил:
– Из-за вас погибла Кати? – исподлобья взглянув на собеседника, я увидел кивок его головы и задал второй вопрос: – Зачем?
– Если бы не она, умер бы кто-то другой.
– Но почему именно она?
– Мы так решили. Или ты хотел бы сам принять подобное решение?
Светлые растрёпанные волосы шевелил ветер. Ещё одна несуразица – мокрый плащ и сухие волосы.
– Эта неизвестная улица… Улица и статуя. Они ведь имеют какое-то отношение к её смерти? – пользуясь случаем, я хотел выяснить всё.
– Эта улица и статуя – для тебя. Твоя любовь защищала Кати. Ты мешал нам. Тогда мы дали тебе статую, в которую ты мог бы влюбиться. Нескольких минут такой любви было достаточно.
Я слушал этого человека, отвратительно спокойно рассказывавшего об убийстве моей возлюбленной, и уже готов был разбить его лицо о каменные колени изнеженных нимф со слепыми глазами, но вспомнил о неизвестной пока части правды.
– Недавно, – сказал я, – я видел её.
– Это была не она.
– Но я же видел…
– И всё же это была не она. Призраков не существует.
Я вздрогнул, услышав знакомую фразу. То ли осенний, то ли летний утренний ветерок добрался до моей кожи на спине, и я понял, что спрашивать мне больше нечего. Мой собеседник тоже это понял. Он несколько секунд ещё смотрел на меня, затем, отворачиваясь, сказал неожиданно:
– Мне очень жаль.
Я попытался понять, насколько реальнее всё стало после таких ответов, но сразу после восхода солнца я обычно соображаю не особенно быстро.
– Если у меня ещё возникнут вопросы…
Незнакомец опять взглянул в моё лицо. Затем запустил руку в карман и вытащил оттуда потертый трамвайный талон.
– Вот, возьми. Он счастливый. Это всё, что я могу тебе дать.
Передав бумажку, человек отвернулся и сделал несколько шагов в сторону.
– Ты и ты, – ткнул он пальцем в сторону двух статуй, – пойдём со мной.
Статуи не спеша выпрямились, и сделали неуклюжий шаг со своих постаментов. А незнакомец уже уходил по аллее куда-то в глубину парка. Потянувшись, чтобы размять окаменевшие мышцы, две мраморные девушки неторопливо отправились за ним. Я смотрел им вслед – человеку и двум камням грациозной формы, пока они не скрылись за поворотом. Потом устало сел на холодный опустевший постамент. Невыносимо за-хотелось спать, и, пытаясь отрезвить измученный ум, я тупо прочитал слова на пустом постаменте напротив, не без труда находя в них смысл: "Сморщенный ком глины давно уже умер от жажды, распахнув в последнем вздохе сухие пасти трещин”.
Продолжение следует...
Рассвет под мостом и человек с растрепанными волосами
Я долго не мог прийти в себя. Время исчезло. Дни сменялись ночами, ночи днями, а я все жил в сером зябком утреннем сумраке. Я никуда не выходил, только бросил однажды мокрый ком земли на гулкую крышку гроба. Дожди сменились солнцем и ярким небом, поэтому я глухо зашторил окна. Но все равно просыпался каждое утро в тот момент, когда восходило солнце.
Моё восприятие действительности изменилось, и мне начало казаться, что статуя, найденная мною ночью посреди промокшего города и смерть Кати связаны между собой. Я вышел к неуместной радости солнца, и мрачным призраком бродил по знакомым улочкам пытаясь найти среди них незнакомую. Однако я и вправду хорошо знал этот район, и в нем не было места для незнакомых улиц.
День за днем, я выходил из дому и проходил ставшим уже привычным маршрутом. Наконец, осознав бессмысленность подобных блужданий, я задумался. Теперь уже не мои ноги, а мои мысли ходили по кругу, тщетно пытаясь найти приемлемое объяснение. В конце концов, я плюнул на весь этот хаос нелепиц и, не в силах больше оста-ваться в надоевших стенах или бродить по осточертелым переулкам, отправился в противоположную часть города.
Медленно бредя вдоль ограды старого парка, я благодарно впитывал в себя окружающую тишину. Вечерний ветер, пропитанный светом заходящего солнца, с легко-стью выдувал из моей бедной головы прошлогоднюю пыль воспоминаний. Оранжевое небо беззаботно играло в ладошки со свежими листьями деревьев. Не было ничего, кроме этой ограды, этих деревьев, и этого вечера.
Внезапно возникшая калитка заставила меня повернуть голову и бросить взгляд в глубину парка. Там, на темном фоне деревьев, стояла маленькая светлая фигурка.
– Кати… – прошептал я, и ничего не соображая, помчался сквозь шелест листьев к такому знакомому силуэту. Но уже через несколько шагов силуэт этот распался на от-дельные пятна: на блики солнца упавшие на песчаные дорожки, на белые стволы берез. Я остановился, удивляясь безумию своей радости, и в этот момент знакомый тихий смех раздался за моей спиной. Оглянувшись, я увидел Кати, так близко, что в её существовании уже нельзя было обмануться. Она стояла, пронизанная последними лучами, смотрела на меня и смеялась. Струны солнечных лучей дрожали в такт этому смеху, и ее тело трепетало вместе с ними. Не в силах смирится с абсурдом реальности, я зажмурился и закрыл глаза ладонями. Но нежный смех Кати уже звучал со всех сторон и, ка-залось, даже внутри меня. Как стихает ветер, смех этот стал слабее, а затем исчез. Я открыл глаза. Солнце зашло. Кати нигде не было.
* * *
– Садись, чего стоишь?
– Я не могу сидеть! Представляешь, я бродил около парка, и вдруг увидел…
– По крайней мере, не маячь перед глазами.
– Ладно. Остин, это очень важно!
– Ну хорошо, кого ты там увидел?
– Кати!
– Успокойся. Ты сам понимаешь, что тебе все это померещилось?
– Как померещилось! Да я видел её как тебя сейчас!
– Может тебе все приснилось? Разве то, что ты видел, казалось тебе реальным?
– Мне и сейчас то, что я вижу, кажется нереальным.
– Ох, Господи! Прямо не знаю, что тебе сказать. Пропавшее тело не повод...
– Что?!! – окружающий мир плавно тронулся под моими ногами, как поезд, уходящий прочь от перрона к чуждым и таинственным странам.
– А, чёрт! – выругался Остин. – Я забыл, что ты не знаешь.
– Чего не знаю? – поезд Вселенной все набирал скорость, и я уже с трудом удерживался на ногах. Остин молчал, глядя в пол. Я не знал, что сказать. Наконец выдавил:
– Не молчи!
– Сядь все-таки. Сейчас я тебе всё скажу. Подожди.
Я сел, не в силах стоять. Железные колеса в моей груди гулко стучали по железным рельсам. Наконец, Остин произнес:
– Тело Кати исчезло. Тебе не говорили потому, что… Ну… Потому, что…
– А гроб?
– Гроб был пустой.
– Не может быть!
– Успокойся.
Я закрыл глаза. Мир достиг своей крейсерской скорости. Меня уже не так трясло, только сердце равномерно постукивало на стыках рельс. Остин ещё помолчал, а потом сказал, странно-спокойно:
– Пойдем на кухню. Я тебе чаю дам. Хороший чай. Тебе понравится.
– Я равнодушен к чаю, ты же знаешь. Лучше расскажи всё.
– Рассказывать-то и нечего. Пойдем-пойдем. Всё, что знаю – скажу…
Вспыхнувший под потолком свет неяркой лампочки сотворил маленькую пещерку кухни. Остин привычным мановением руки чиркнул спичкой, зажёг голубое пламя и уютно расположил над ним чайник. Я сидел у стола и ждал.
– Рассказывать действительно нечего. Тело Кати пропало. Непонятно даже в какой момент. Но смерть к этому моменту уже была установлена. Надеюсь, ты не веришь в живых мертвецов?
– Призраков не существует, – равнодушно сказал я.
– Вот видишь. Не бери в голову. Вот и чайник закипел.
Некоторое время я наблюдал, как Остин возится с чаем и прочей ерундой.
– Знаешь, Остин, я понимаю, что выгляжу полным идиотом. Когда я говорил про Кати в парке, я склонен был думать, что у меня начались галлюцинации. Но когда ты сказал про пустой гроб…
– Ну хорошо, допустим видел ты что-то... Тебе сколько сахара?.. Но это событие никак не может повлиять на твою жизнь. Понимаешь, оно ничего не меняет. Занимайся своим делом и живи, как жил раньше.
– Я не могу ничем сейчас заниматься.
– Ну, тогда ходи по кладбищам и разыскивай своего несуществующего призрака!
– Ты это серьезно? – я оторвал взгляд от омута недопитого чая и удивленно взгля-нул на Остина.
– Более-менее. Ну если ты ничем не можешь заниматься, то действительно поброди по кладбищам. Ночи сейчас холодные, когда ты совсем замерзнешь или, ещё лучше, простудишься, то поймешь, наконец, что Кати уже нет.
– Нет, ты серьёзно хочешь, чтобы я бродил ночами по кладбищу? – у Остина была вредная привычка время от времени чрезмерно удивлять меня.
– Нет, почему ночами? Ворота в другой мир открываются в сумерки.
– В сумерки?
– Ну, как тебе сказать… Есть день, есть ночь. А сумерки – ни то ни сё. Ни силы света, ни силы тьмы не владеют ими. Поэтому именно в сумерки и легче всего пройти в другой мир. Вообще, любое ни то ни сё куда-нибудь да ведет. Берег реки (тролли ведь под мостами жили), сумерки, кладбищенская ограда, Хеллуин, когда одно время уже закончилось, а другое ещё не наступило. Или смех, например…
– Смех-то здесь причём?
– Смешно то, – с готовностью начал Остин, – что содержит в себе парадокс. Два образа мысли, которые противоречат друг-другу. А между этими мыслями есть пространство, которое не принадлежит ни одной из них, и именно там есть проход в нечто иное. Тебе нужно быть веселее, друг мой. С таким выражением на лице ты уж точно ничего не найдешь!
– Ты сейчас говоришь правду, или хитришь?
– Я говорю правду, даже когда хитрю, – улыбнулся Остин.
* * *
Я ступил на мост, и почувствовал, как он вздрогнул. Проносящиеся автомобили заставляли этого железного монстра трепетать, как трепещет юная девушка, открывающая неожиданное письмо. Я поёжился от ночного холода. Луна уже спряталась где-то там, за пределами города, и почти сразу же облака затянули ставшее бесполезным небо. Я медленно брёл сквозь металлические колонны и растяжки. Огни моста делали его похожим на большой уставший пароход, плывущий по волнам светящегося планктона. Подойдя к перилам, я взглянул вниз. Темная неспокойная вода поглощала в себе всю стройную и продуманную систему огоньков, превращая их в беспорядочно суетящиеся искры. Оглядевшись, я увидел, наконец, то, что искал: квадратный люк с холодной железной ручкой. Приподняв тяжёлую крышку, я, тщётно стараясь не испачкать плащ, спустился вниз. Ночная тишина города притворилась тишиной замкнутого пространства. Я нашёл в кармане фонарик, вытащил его, и бросил сонный кружок света к своим ногам. Мост снова вздрогнул, но всё же разрешил мне ощупать светлым пятнышком свою душу.
Ничего неожиданного не оказалось в этой душе. Ржавая пустота, металлические балки, тонкая жесть под ногами. «Совсем с ума сошёл, – подумал я о себе. – Неужто и вправду я ожидал увидеть под мостом троллей?» Я попытался прочувствовать всю не-лепость этого предположения, но не ощутил внутри себя вообще ничего. Только ржавчина и пустота.
Луч фонарика неожиданно зацепился за край ещё одного люка. В недоумении я от-крыл его, и увидел далеко под собой чёрную рябь речной воды. Было полным безумием спускаться в это отверстие, но это безумие также оставило меня безучастным. Я сел на край дыры спустил ноги и попытался нащупать хоть что-нибудь твёрдое. Неожиданно просто это удалось. Впрочем, если здесь есть люк, то как-то предполагалось через него спускаться. Довольно скоро не только мои ноги, но и все остальные части моего тела оказались подвешенными в железной паутине над равнодушно текущей рекой. Усевшись поудобнее на сплетении труб, я взглянул на свои ботинки, легкомысленно болтавшиеся на фоне искрящихся отражений, и холод железа проник через мою одежду и сковал в неподвижности моё тело ледяными иголками. Металлические кружева моста сплелись с холодной сетью внутри меня. Мост сделал меня своей частью, и проехавший грузовик заставил трепетать не только его, но и моё тело.
Так мы и глядели вместе на неторопливую воду. Из за поворота реки показалась баржа, и, светя неяркими огоньками, двинулась в нашу сторону. С неторопливостью верблюда она приближалась к мосту, неся на себе своё бремя – горб то ли из песка, то ли из чего-то столь же бесполезного. Совершенно незаметно она вдруг оказалась прямо подо мной, сначала эта гора, со спящими на ней птицами, а потом и огоньки, прида-вавшие всей этой громаде иллюзию осмысленности. Фонарик, воспользовавшись тем, что мои пальцы утратили всякую бдительность, вырвался на волю, и, вращаясь, плюхнулся в воду сразу за кормой судна. Несколько мгновений он пытался светить из-под воды, а затем, оставив бесплодную затею, погас.
Холодный ветер засвистел в ажурных конструкциях, потом стих, и капли дождя покрыли реку узорной вуалью. Лишь под мостом вода осталась такой, как была. Дождь усиливался, и, наконец, полил, как из ведра. Тяжёлые капли, падая в реку, поднимали вокруг себя мелкие брызги, поднимающиеся лживым туманом почти до парапета. Я был благодарен железной ладошке, укрывающей меня от потопа. Вскоре дождь стал слабеть, и вдруг отпустил обиженную реку. Небо посветлело, ночные облака медленно расходились, освобождая чистое небо. Последние звёзды выглянули попрощаться с го-родом и живущим собственной жизнью мостом. Легкий холодный туман ласково за-крыл обнажённое дождём тело реки, но, увидав восходящее солнце, выглянувшее из-за туч, тактично исчез, давая тёмной воде возможность согреться. Под взглядом красного, неумытого светила я почувствовал, что отчаянно замёрз. Неуклюже поднявшись на ноги, я стал аккуратно переступать с балки на балку, стараясь не глядеть вниз. Добрав-шись до люка, я, окончательно перепачкавшись, забрался в закрытое от ветра и потому теплое нутро, и, сожалея о потерянном фонарике, спотыкаясь, побрёл к выходу.
Пустынное раннее утро насмешливо смотрело на мою ссутулившуюся фигуру. Хо-телось спать, а ненасытная пасть подземки ещё не приступила к своему завтраку. Же-лая как-то провести бесполезный час, я укрылся в ближайшем парке. Солнце, недовольное тем, что его разбудили так рано, всё время пыталось завернуться в тёплые облака, но те, проявляя неожиданную для них чёрствость, постоянно пытались улизнуть. Мокрые после дождя листья роняли прозрачные капли на бесстыдно обнажённую после соития с небом землю. Пользуясь слепотой своих глаз, холодные статуи спали на каменных постаментах. Одна из них мне показалась знакомой. Мне почудилось, что тогда, на Нелепой улице, я видел именно её. Я остановился, затем подошёл поближе, и прилежно вгляделся в неживое лицо. Но нет, не она.
Разочарованно отвернувшись, я увидел человека в мокром светлом плаще. Он брёл по шуршащим листьям, и, казалось, все статуи на аллее при виде его просыпаются и тут же замирают в каменной неподвижности. “Господи, – подумал я. – Откуда летом столько листьев на земле?” И тут же усомнился в своей памяти – действительно ли лето сейчас? А человек неторопливо приближался ко мне в почетном карауле каменных богов. Его светлые растрёпанные волосы почему-то делали его похожим на каменное изваяние, не склонное приспосабливать внешний вид под требования моды и людских мнений. Подойдя вплотную, человек остановился и вопросительно взглянул неожиданно живыми глазами. Мне нестерпимо захотелось что-то сказать, но я молчал, подбирая слова. Незнакомец терпеливо ждал, пока я соберу мысли.
– Я искал Вас! – наконец произнёс мой голос.
– Ты слишком настырно нас искал, – голос собеседника и его манера обращаться на “ты”, создавала иллюзию давнего знакомого. – Ты назойливо появлялся во всех тех местах, которые нам были нужны. И при этом сущности этих мест не понимал – для тебя они были лишены смысла.
– Простите, – я опустил голову.
– На самом деле это мы виноваты перед тобой. И ты имеешь право получить отве-ты. Видимо это единственное решение.
Незнакомец замолчал, ожидая вопросов. И я спросил:
– Из-за вас погибла Кати? – исподлобья взглянув на собеседника, я увидел кивок его головы и задал второй вопрос: – Зачем?
– Если бы не она, умер бы кто-то другой.
– Но почему именно она?
– Мы так решили. Или ты хотел бы сам принять подобное решение?
Светлые растрёпанные волосы шевелил ветер. Ещё одна несуразица – мокрый плащ и сухие волосы.
– Эта неизвестная улица… Улица и статуя. Они ведь имеют какое-то отношение к её смерти? – пользуясь случаем, я хотел выяснить всё.
– Эта улица и статуя – для тебя. Твоя любовь защищала Кати. Ты мешал нам. Тогда мы дали тебе статую, в которую ты мог бы влюбиться. Нескольких минут такой любви было достаточно.
Я слушал этого человека, отвратительно спокойно рассказывавшего об убийстве моей возлюбленной, и уже готов был разбить его лицо о каменные колени изнеженных нимф со слепыми глазами, но вспомнил о неизвестной пока части правды.
– Недавно, – сказал я, – я видел её.
– Это была не она.
– Но я же видел…
– И всё же это была не она. Призраков не существует.
Я вздрогнул, услышав знакомую фразу. То ли осенний, то ли летний утренний ветерок добрался до моей кожи на спине, и я понял, что спрашивать мне больше нечего. Мой собеседник тоже это понял. Он несколько секунд ещё смотрел на меня, затем, отворачиваясь, сказал неожиданно:
– Мне очень жаль.
Я попытался понять, насколько реальнее всё стало после таких ответов, но сразу после восхода солнца я обычно соображаю не особенно быстро.
– Если у меня ещё возникнут вопросы…
Незнакомец опять взглянул в моё лицо. Затем запустил руку в карман и вытащил оттуда потертый трамвайный талон.
– Вот, возьми. Он счастливый. Это всё, что я могу тебе дать.
Передав бумажку, человек отвернулся и сделал несколько шагов в сторону.
– Ты и ты, – ткнул он пальцем в сторону двух статуй, – пойдём со мной.
Статуи не спеша выпрямились, и сделали неуклюжий шаг со своих постаментов. А незнакомец уже уходил по аллее куда-то в глубину парка. Потянувшись, чтобы размять окаменевшие мышцы, две мраморные девушки неторопливо отправились за ним. Я смотрел им вслед – человеку и двум камням грациозной формы, пока они не скрылись за поворотом. Потом устало сел на холодный опустевший постамент. Невыносимо за-хотелось спать, и, пытаясь отрезвить измученный ум, я тупо прочитал слова на пустом постаменте напротив, не без труда находя в них смысл: "Сморщенный ком глины давно уже умер от жажды, распахнув в последнем вздохе сухие пасти трещин”.
Продолжение следует...
понедельник, 01 февраля 2010
воскресенье, 31 января 2010
пятница, 29 января 2010
И действительно, почему бы не опубликовать свои тексты тут в ЖЖ.
Это небольшая повесть, всего одинадцать глав. Буду публиковать по главе, с продолжением
UPD: В далеком 2000 году
Давид сделал про этот текст картику.
Пусть будет обложкой
– Мне сегодня опять снился сон… Подожди, подожди…
– Какой сон?
– Вчерашний. Мои пальцы росли, росли…
– Твои нежные пальчики?
– Ну вот, ты опять забыл. Я же тебе рассказывала.
– Нет, я не забыл. Росли, росли…
– И что же дальше?
– И… И выросли.
– Ах ты противный! Ты опять все забыл! А вот я тебя сейчас подушкой!
– Не трогай подушку… Ой, черт! Ах вот ты как! Ну, моя подушка не хуже твоей!
– Получай, получай! Будешь знать как забывать!
– Но я же все помню!
– Ничего ты не помнишь!
– Ладно, не помню. Но зато готов слушать.
– Правда?
– Без сомнения.
– Ну ладно. Слушай опять. Только не вздумай снова забыть!
– Да не забуду, не забуду.
Кати отбросила подушку, и расслабленно упала на мраморно-белые простыни, распластавшись по кровати. Я аккуратно сидел в уголке и любовался ее нежным телом, тающим в прозрачных складках тонкой рубашки. Улыбаясь, Кати рассудительно начала:
– Так вот. Пальцы. Они росли, росли, становились мягкими, такими, знаешь, как пухом покрытыми. И вся я становилась такая пушистая и мягкая… Не смейся, подушка у меня под рукой. Сначала я удивилась, что я такая пушистая, а потом поняла, что я это не я. Ну, что, в общем, какая разница, пушистая я, или нет. – Кати внезапно села на кровати, и скоро продолжила. – Можно и пушистой быть. Когда я это подумала, мне вдруг почудилось, что я всё могу. Всё-всё. Тогда я встала и пошла к окну. Воздух за окном был такой плотный, что по нему не только летать, ходить можно было. И я бы полетела… Но тут… Да ты спишь!
– Нет, я все слышу, – очнулся я. – Ты хотела полететь, но почему-то не улетела.
– Я оглянулась. Оглянулась, и увидела тебя. Ты был такой смешной и перепуганный. Я засмеялась и…
– И что?
– И проснулась. Видишь, какой ты вредный – не дал мне полетать!
– Я не отвечаю за то, как веду себя в твоих снах.
– А вот и отвечаешь!
Тут я понял, что Кати слишком взбудоражена, чтобы уснуть, а поскольку всё, кроме моей бренной оболочки дрыхло в потёмках моего тела уже не менее часа, ситуация требовала самых решительных действий. Я потянулся к ней, обхватил руками её расслабленное и в то же время слегка испуганное тело, и поймал своими губами ее влажные, нежные и немного дрожащие губки.
Кати заснула на моём плече, а все мои сны, обнаружив свой ревнивый характер, обиженно разбрелись кто куда. Я лежал с открытыми глазами и равнодушно изучал нелепые полосы лунного света на потолке. Суетливые пылинки, так безудержно метавшиеся днем под солнечными лучами, сейчас были аккуратно разложены – каждая на своем месте. Внешняя тишина проникала в мои мысли, которые меланхолично растворялись в ее теплых объятиях. На их место приходили другие, давно забытые, даже не мысли уже, а бесплотные образы. И я представил вдруг весь огромный город, посреди которого я лежал. Темный город, наполненный снами, как затонувший корабль водорослями и стайками светящихся коралловых рыбок. Сам город не спал, только в его душе возникали, переплетались, исчезали чужие видения, наполняя плоть каменных стен и мостовых ощущениями сбывшихся желаний и первой любви. Казалось, я чувствовал то же самое. Огоньки одиноких окон и ночных фонарей превращали темноту за пределами города в нерушимую пустоту, а сам он повисал в толще Мироздания как большая молчаливая рыба. Тоненькие сети телефонных проводов нервами пронизывали её тело, и в этих сетях безмятежно спали люди. Их неподвижность не беспокоила паутину, и дневные хлопоты тоже подремывали, готовые встрепенуться в любой миг, лишь только дрожание паутины выдаст существование жертвы. Среди всех этих спящих душ лишь одна ярким светом пробивалась наружу, через прозрачную плоть. Кати…
– Кати! – я мгновенно проснулся, и, не успев еще открыть глаза, повернул голову к окну. Полупризрачная фигурка Кати стояла босыми ногами на холодном белом подоконнике и смотрела в прозрачную глубину затаившегося города. Окно было открыто, и сумрачный ветер, пьяный тусклым светом ночных фонарей, фамильярно трепал ее волосы. Я вскочил на ноги и тихо повторил:
– Кати…
Кати обернулась, увидела меня и засмеялась:
– Какой ты смешной! Ну чего так испугался?
“Это сон, – с облегчением подумал я, – просто сон.” И в тот же миг, противореча собственным мыслям, я сделал два быстрых шага к окну и крепко обхватил её колени. Реальность обрушившихся на меня ощущений, казалось, разбила все мое существо вдребезги. Я почувствовал ступнями ледяной пол, а всей кожей холод ночного воздуха. Теплое трепещущее тело Кати напряженно и перепугано окаменело у меня в руках. Я бережно поднял её и аккуратно положил на кровать. Ее наполненные тьмой глаза, не отрываясь, смотрели на меня.
– Так это было… Это было на самом деле? – сказала, наконец, она.
Я, не произнеся ни слова, крепко обнял её.
В трубке прозвучала незатейливая мелодия из семи нот, и длинный гудок.
– Алло.
– Привет, Кати!
– Привет!
– Все там у тебя нормально?
– Ага.
– Сходила к врачу?
– Сходила. Какие-то таблетки дал. Говорит, что я после них буду как засыпающая рыба. А я не хочу как рыба.
– Ничего, пусть уж лучше как рыба.
– Ты зайдешь сегодня?
– Не знаю. Работы много. Поздно закончу. Но если всё же вырвусь, то зайду.
– Заходи. Я буду ждать.
– Постараюсь. Ну ладно, счастливо. Целую твои пальчики.
– Счастливо.
Я положил трубку, и некоторое время неподвижно сидел и смотрел на стол, заставляя себя приступить к работе. Однако, как только я начал, мир исчез вокруг меня. В себя я пришел только когда всё закончил.
Часы безмолвно сказали мне, что уже давно ночь. Я встал, потянулся, взглянул в окно. Свет фонарей отражался от блестящей глади улиц промокшего города. Надев плащ и шляпу я спустился к черной блестящей воде асфальта и пошел по ней к Кати, вовсе не ощущая себя богом.
Я шел через улицы, а они проходили сквозь меня. Серпик луны в прорывах облаков потерял уже всякую надежду победить живое свечение ночного города. Я шел без мыслей, по знакомым улицам, мимо гаснущих окон. Одинокие ночные автомобили время от времени пробегали мимо, разбрасывая во все стороны искорки брызг. Холод этих брызг коснулся моего лица, и я понял, что уже несколько минут стою на перекрестке, как бы ожидая кого-нибудь. Оглядевшись, я понял причину замешательства моего внутреннего поводыря. Перекресток, на котором я стоял был мне незнаком. Беспомощно оглядевшись, я попытался вспомнить, как сюда вышел. Все вокруг казалось знакомым, но куда идти в этом знакомом месте, было неясно. Подойдя к темной и влажной, как кора старого дерева, стене, я вгляделся в табличку под разбитой лампочкой. На ней было недвусмысленно написано: “улица Нелепая”.
Я не знал никаких нелепых улиц. Наверное, самым разумным было бы повернуть назад, и попытаться выйти к известным мне местам. Но мне не хотелось терять время, и, понадеявшись на удачу, я побрёл вдоль невысоких домов с редкими горящими окнами.
Скоро я обратил внимание, что фонарей на улице становится все меньше. Улица тянулась в бесконечность, пропадая во мраке. И вспышкой молнии этот мрак прорезало белое пятно. На перекрестке, в нише на углу дома стояла статуя. Единственный фонарь этого перекрестка обнимал её тело своим нежным светом. Перепрыгнув лужу, я подошел поближе. Мраморная обнаженная девочка, нагнувшаяся к мраморному кувшину, занимала центр этого ночного мира. Темнота вокруг неё поглотила дома, мокрую мостовую, черные листья молчащих деревьев, и меня, случайного созерцателя из тени. Холод, заставляющий меня ежиться, не прикасался к ней, замирая в миллиметре от поверхности её тела. Мраморные глаза блестели тонкой пленкой дождевой воды, и в них звездным небом отражались маленькие огоньки ночного города. Каменные губы мягко улыбались каким-то мыслям, ведомым лишь статуям.
С трудом оторвав взгляд от плавных изгибов её тела, я посмотрел на слова выбитые под нишей. Разобрав скрытые темнотой буквы, я прочел неуместную надпись: “В мастерской Бога, как в мастерской любого настоящего художника, царил хаос ”.
Я долго стоял в темноте рядом с каменным созданием, не обращавшим на меня никакого внимания. Лишь только когда серый рассвет сделал ощутимее холод вокруг, я встряхнулся и превратился из статуи в человека. Утренний свет менял все вокруг, свернув на первом же перекрестке, я оказался в знакомом месте. Идти к Кати в такую рань было глупо, но, начав ночью путь в этом направлении, мне хотелось всё же завершить его. Сначала я шел медленно, понимая бессмысленность спешки в пять часов утра. Но чем ближе я подходил к дому Кати, тем сильнее и сильнее мне начинало казаться, что мое ночное приключение имеет какой-то неуловимый как забываемое сновидение смысл. Чем пристальнее я пытался разглядеть этот смысл, тем быстрее он терялся среди уверенных и рассудительных мыслей. Я двинулся быстрее, и призрачное беспокойство начало нарастать вместе с темпом моей ходьбы. На улицах показались первые заспанные автомобили, и их нервный шум подхлестывал меня. Было уже совсем светло, казалось ночная тьма перебралась из городского воздуха в мою грудь. Мне оставалось всего несколько кварталов, когда моя тревога выросла в панику, и я побежал по лужам, пересекая серые улицы со злыми и равнодушными машинами.
Перед домом Кати я остановился. Тёмное распахнутое окно на высоком этаже и тело Кати на тротуаре, рядом с чёрной спокойной лужей. Казалось, что это маленькая блестящая рыбка, случайно выброшенная на берег. И тоненькая струйка крови, растворяющейся затейливыми завитками в агатовой воде. Было слишком поздно. Бездонная лужа выпила всю жизнь Кати.
Продолжение следует
Это небольшая повесть, всего одинадцать глав. Буду публиковать по главе, с продолжением
UPD: В далеком 2000 году
Давид сделал про этот текст картику. Пусть будет обложкой
Тусклый свет электрических фонарей
Бездушный холод мрамора
– Мне сегодня опять снился сон… Подожди, подожди…
– Какой сон?
– Вчерашний. Мои пальцы росли, росли…
– Твои нежные пальчики?
– Ну вот, ты опять забыл. Я же тебе рассказывала.
– Нет, я не забыл. Росли, росли…
– И что же дальше?
– И… И выросли.
– Ах ты противный! Ты опять все забыл! А вот я тебя сейчас подушкой!
– Не трогай подушку… Ой, черт! Ах вот ты как! Ну, моя подушка не хуже твоей!
– Получай, получай! Будешь знать как забывать!
– Но я же все помню!
– Ничего ты не помнишь!
– Ладно, не помню. Но зато готов слушать.
– Правда?
– Без сомнения.
– Ну ладно. Слушай опять. Только не вздумай снова забыть!
– Да не забуду, не забуду.
Кати отбросила подушку, и расслабленно упала на мраморно-белые простыни, распластавшись по кровати. Я аккуратно сидел в уголке и любовался ее нежным телом, тающим в прозрачных складках тонкой рубашки. Улыбаясь, Кати рассудительно начала:
– Так вот. Пальцы. Они росли, росли, становились мягкими, такими, знаешь, как пухом покрытыми. И вся я становилась такая пушистая и мягкая… Не смейся, подушка у меня под рукой. Сначала я удивилась, что я такая пушистая, а потом поняла, что я это не я. Ну, что, в общем, какая разница, пушистая я, или нет. – Кати внезапно села на кровати, и скоро продолжила. – Можно и пушистой быть. Когда я это подумала, мне вдруг почудилось, что я всё могу. Всё-всё. Тогда я встала и пошла к окну. Воздух за окном был такой плотный, что по нему не только летать, ходить можно было. И я бы полетела… Но тут… Да ты спишь!
– Нет, я все слышу, – очнулся я. – Ты хотела полететь, но почему-то не улетела.
– Я оглянулась. Оглянулась, и увидела тебя. Ты был такой смешной и перепуганный. Я засмеялась и…
– И что?
– И проснулась. Видишь, какой ты вредный – не дал мне полетать!
– Я не отвечаю за то, как веду себя в твоих снах.
– А вот и отвечаешь!
Тут я понял, что Кати слишком взбудоражена, чтобы уснуть, а поскольку всё, кроме моей бренной оболочки дрыхло в потёмках моего тела уже не менее часа, ситуация требовала самых решительных действий. Я потянулся к ней, обхватил руками её расслабленное и в то же время слегка испуганное тело, и поймал своими губами ее влажные, нежные и немного дрожащие губки.
Кати заснула на моём плече, а все мои сны, обнаружив свой ревнивый характер, обиженно разбрелись кто куда. Я лежал с открытыми глазами и равнодушно изучал нелепые полосы лунного света на потолке. Суетливые пылинки, так безудержно метавшиеся днем под солнечными лучами, сейчас были аккуратно разложены – каждая на своем месте. Внешняя тишина проникала в мои мысли, которые меланхолично растворялись в ее теплых объятиях. На их место приходили другие, давно забытые, даже не мысли уже, а бесплотные образы. И я представил вдруг весь огромный город, посреди которого я лежал. Темный город, наполненный снами, как затонувший корабль водорослями и стайками светящихся коралловых рыбок. Сам город не спал, только в его душе возникали, переплетались, исчезали чужие видения, наполняя плоть каменных стен и мостовых ощущениями сбывшихся желаний и первой любви. Казалось, я чувствовал то же самое. Огоньки одиноких окон и ночных фонарей превращали темноту за пределами города в нерушимую пустоту, а сам он повисал в толще Мироздания как большая молчаливая рыба. Тоненькие сети телефонных проводов нервами пронизывали её тело, и в этих сетях безмятежно спали люди. Их неподвижность не беспокоила паутину, и дневные хлопоты тоже подремывали, готовые встрепенуться в любой миг, лишь только дрожание паутины выдаст существование жертвы. Среди всех этих спящих душ лишь одна ярким светом пробивалась наружу, через прозрачную плоть. Кати…
– Кати! – я мгновенно проснулся, и, не успев еще открыть глаза, повернул голову к окну. Полупризрачная фигурка Кати стояла босыми ногами на холодном белом подоконнике и смотрела в прозрачную глубину затаившегося города. Окно было открыто, и сумрачный ветер, пьяный тусклым светом ночных фонарей, фамильярно трепал ее волосы. Я вскочил на ноги и тихо повторил:
– Кати…
Кати обернулась, увидела меня и засмеялась:
– Какой ты смешной! Ну чего так испугался?
“Это сон, – с облегчением подумал я, – просто сон.” И в тот же миг, противореча собственным мыслям, я сделал два быстрых шага к окну и крепко обхватил её колени. Реальность обрушившихся на меня ощущений, казалось, разбила все мое существо вдребезги. Я почувствовал ступнями ледяной пол, а всей кожей холод ночного воздуха. Теплое трепещущее тело Кати напряженно и перепугано окаменело у меня в руках. Я бережно поднял её и аккуратно положил на кровать. Ее наполненные тьмой глаза, не отрываясь, смотрели на меня.
– Так это было… Это было на самом деле? – сказала, наконец, она.
Я, не произнеся ни слова, крепко обнял её.
* * *
В трубке прозвучала незатейливая мелодия из семи нот, и длинный гудок.
– Алло.
– Привет, Кати!
– Привет!
– Все там у тебя нормально?
– Ага.
– Сходила к врачу?
– Сходила. Какие-то таблетки дал. Говорит, что я после них буду как засыпающая рыба. А я не хочу как рыба.
– Ничего, пусть уж лучше как рыба.
– Ты зайдешь сегодня?
– Не знаю. Работы много. Поздно закончу. Но если всё же вырвусь, то зайду.
– Заходи. Я буду ждать.
– Постараюсь. Ну ладно, счастливо. Целую твои пальчики.
– Счастливо.
Я положил трубку, и некоторое время неподвижно сидел и смотрел на стол, заставляя себя приступить к работе. Однако, как только я начал, мир исчез вокруг меня. В себя я пришел только когда всё закончил.
Часы безмолвно сказали мне, что уже давно ночь. Я встал, потянулся, взглянул в окно. Свет фонарей отражался от блестящей глади улиц промокшего города. Надев плащ и шляпу я спустился к черной блестящей воде асфальта и пошел по ней к Кати, вовсе не ощущая себя богом.
Я шел через улицы, а они проходили сквозь меня. Серпик луны в прорывах облаков потерял уже всякую надежду победить живое свечение ночного города. Я шел без мыслей, по знакомым улицам, мимо гаснущих окон. Одинокие ночные автомобили время от времени пробегали мимо, разбрасывая во все стороны искорки брызг. Холод этих брызг коснулся моего лица, и я понял, что уже несколько минут стою на перекрестке, как бы ожидая кого-нибудь. Оглядевшись, я понял причину замешательства моего внутреннего поводыря. Перекресток, на котором я стоял был мне незнаком. Беспомощно оглядевшись, я попытался вспомнить, как сюда вышел. Все вокруг казалось знакомым, но куда идти в этом знакомом месте, было неясно. Подойдя к темной и влажной, как кора старого дерева, стене, я вгляделся в табличку под разбитой лампочкой. На ней было недвусмысленно написано: “улица Нелепая”.
Я не знал никаких нелепых улиц. Наверное, самым разумным было бы повернуть назад, и попытаться выйти к известным мне местам. Но мне не хотелось терять время, и, понадеявшись на удачу, я побрёл вдоль невысоких домов с редкими горящими окнами.
Скоро я обратил внимание, что фонарей на улице становится все меньше. Улица тянулась в бесконечность, пропадая во мраке. И вспышкой молнии этот мрак прорезало белое пятно. На перекрестке, в нише на углу дома стояла статуя. Единственный фонарь этого перекрестка обнимал её тело своим нежным светом. Перепрыгнув лужу, я подошел поближе. Мраморная обнаженная девочка, нагнувшаяся к мраморному кувшину, занимала центр этого ночного мира. Темнота вокруг неё поглотила дома, мокрую мостовую, черные листья молчащих деревьев, и меня, случайного созерцателя из тени. Холод, заставляющий меня ежиться, не прикасался к ней, замирая в миллиметре от поверхности её тела. Мраморные глаза блестели тонкой пленкой дождевой воды, и в них звездным небом отражались маленькие огоньки ночного города. Каменные губы мягко улыбались каким-то мыслям, ведомым лишь статуям.
С трудом оторвав взгляд от плавных изгибов её тела, я посмотрел на слова выбитые под нишей. Разобрав скрытые темнотой буквы, я прочел неуместную надпись: “В мастерской Бога, как в мастерской любого настоящего художника, царил хаос ”.
Я долго стоял в темноте рядом с каменным созданием, не обращавшим на меня никакого внимания. Лишь только когда серый рассвет сделал ощутимее холод вокруг, я встряхнулся и превратился из статуи в человека. Утренний свет менял все вокруг, свернув на первом же перекрестке, я оказался в знакомом месте. Идти к Кати в такую рань было глупо, но, начав ночью путь в этом направлении, мне хотелось всё же завершить его. Сначала я шел медленно, понимая бессмысленность спешки в пять часов утра. Но чем ближе я подходил к дому Кати, тем сильнее и сильнее мне начинало казаться, что мое ночное приключение имеет какой-то неуловимый как забываемое сновидение смысл. Чем пристальнее я пытался разглядеть этот смысл, тем быстрее он терялся среди уверенных и рассудительных мыслей. Я двинулся быстрее, и призрачное беспокойство начало нарастать вместе с темпом моей ходьбы. На улицах показались первые заспанные автомобили, и их нервный шум подхлестывал меня. Было уже совсем светло, казалось ночная тьма перебралась из городского воздуха в мою грудь. Мне оставалось всего несколько кварталов, когда моя тревога выросла в панику, и я побежал по лужам, пересекая серые улицы со злыми и равнодушными машинами.
Перед домом Кати я остановился. Тёмное распахнутое окно на высоком этаже и тело Кати на тротуаре, рядом с чёрной спокойной лужей. Казалось, что это маленькая блестящая рыбка, случайно выброшенная на берег. И тоненькая струйка крови, растворяющейся затейливыми завитками в агатовой воде. Было слишком поздно. Бездонная лужа выпила всю жизнь Кати.
Продолжение следует
Вот ведь как бывает. Придет в голову какая-нибудь история и настоятельно требует ее записать. И приходится писать сказку, или повесть, или еще что. И нет никакой возможности этого не сделать. В итоге трачу кучу времени, причем все попусту, потому, что как только история дописана, она меня отпускает. И у меня нет достаточно стойкого стремления ее публиковать. Так и лежат потом, неопубликованные. Зачем писал, спрашивается?
Вот и сейчас. Прибрела в голову история, и раскручивается там. И что делать? Я в общем, совсем о другом планировал писать...
Вот и сейчас. Прибрела в голову история, и раскручивается там. И что делать? Я в общем, совсем о другом планировал писать...
четверг, 28 января 2010
среда, 27 января 2010
понедельник, 25 января 2010
пятница, 22 января 2010
среда, 20 января 2010
понедельник, 18 января 2010
четверг, 14 января 2010
Многие из вас знают, что моя жизнь тесно связана с парусником Штандарт. Чтобы пойти на нем в плаванье, я в течении полугода ездил в Питер волонтерить.
Так вот. Так сложились обстоятельства, что кораблю сейчас нужна команда и он готов принять на борт всех желающих. В связи с этим открывается уникальный шанс для тех кто, возможно, давно мечтал попасть на корабль, походить на нем, но по причинам удаленности/занятости ну никак не мог этого сделать. Собственно это предложение может быть интересно и тем, кто и не мечтал (или мечтал, но не знал об этом), но с удовольствием воспользуется возможностью съездить в Норвегию (др. Европу) и потусить на замечательном парусном корабле.
В общем-то ситуация уникальная. Настоящий парусный фрегат - копия фрегата Петра I. И на нем можно идти прямо сейчас. Практически даром.
На данный момент корабль находится в Норвегии.
План плавания на данный момент такой:
Стоимость проживания на борту Штандарта 500 р/сутки.- компенсация питания.
Виза и переезд – за свой счет.
Приглашение для получения норвежской (или другой) визы – обеспечивают.
От членов экипажа ожидается участие в несении вахт, поддержание корабля в боевом порядке.
Всему научат.
Тем, кто хочет во всем этом участвовать, пишите Лиде Плехановой
[email protected]
UPD: Добавление и уточнение от капитана
Так вот. Так сложились обстоятельства, что кораблю сейчас нужна команда и он готов принять на борт всех желающих. В связи с этим открывается уникальный шанс для тех кто, возможно, давно мечтал попасть на корабль, походить на нем, но по причинам удаленности/занятости ну никак не мог этого сделать. Собственно это предложение может быть интересно и тем, кто и не мечтал (или мечтал, но не знал об этом
), но с удовольствием воспользуется возможностью съездить в Норвегию (др. Европу) и потусить на замечательном парусном корабле. В общем-то ситуация уникальная. Настоящий парусный фрегат - копия фрегата Петра I. И на нем можно идти прямо сейчас. Практически даром.
На данный момент корабль находится в Норвегии.
План плавания на данный момент такой:
- Февраль 2010 - Переход из Норвегии в Польшу с посещением нескольких европейских портов (Гётеборг, Альборг, Хальмстад, Любек и др.)
- Март-апрель 2010 - Щецин (Польша) - Учебно-тренировочные выходы
- 26 апреля – 4 мая – Орхус, Дания
- 9 мая 2010 - Гамбург (Германия) - Дни порта Гамбург
- 13-16 мая 2010 - Фленсбург (Германия) - «Rum Regatta»
- 28-30 мая 2010 - Турку (Финляндия) - Морской фестиваль в Турку
Стоимость проживания на борту Штандарта 500 р/сутки.- компенсация питания.
Виза и переезд – за свой счет.
Приглашение для получения норвежской (или другой) визы – обеспечивают.
От членов экипажа ожидается участие в несении вахт, поддержание корабля в боевом порядке.
Всему научат.
Тем, кто хочет во всем этом участвовать, пишите Лиде Плехановой
[email protected]
UPD: Добавление и уточнение от капитана
среда, 13 января 2010
Мокрая фотография оставила после себя много воспоминаний. И артефактов.
Если во время печати фотографий в ванной, кроме меня, оказывался кто-то еще, я брал его ладонь, клал на лист фотобумаги и включал свет. А потом этот лист проявлял.
Так у меня набралось некоторое количество силуэтов ладоней моих друзей.
Вот это - рука![[info]](http://l-stat.livejournal.com/img/userinfo.gif)
mir_lacki. Судя по надписи на обороте
Если во время печати фотографий в ванной, кроме меня, оказывался кто-то еще, я брал его ладонь, клал на лист фотобумаги и включал свет. А потом этот лист проявлял.
Так у меня набралось некоторое количество силуэтов ладоней моих друзей.
Вот это - рука
mir_lacki. Судя по надписи на обороте
вторник, 12 января 2010
Разумеется, в фильме Аватар есть некоторые, довольно сильные, допущения. В общем-то эти допущения практически общие для кинематографа и фантастической литературы. Основные действующие инопланетяне похожи на людей. Да, есть такой эффект, что животные, ведущие похожий образ жизни могут стать и внешне похожими. Так, скажем, сумчатые мыши похожи на обычных мышей, хотя эволюционно они очень далеки друг от друга. Но, все-таки, каждый человекоподобный инопланетянин вызывает у меня мысль о произвольном допущении
Более серьезное допущение. ДНК людей и нави оказались настолько близки, что получилось сделать аватаров. Боюсь, что это и само по себе маловероятно. Не говоря уже о том, что внеземная жизнь не обязана быть построена на ДНК. ДНК - это земное решение эволюционного механизма. Было бы слишком самонадеянным полагать, что такое решение единственное. С другой стороны, жизнь, в виде микроорганизмов могла быть занесена на Землю и на Пандору извне, с помощью метеоритов. И, в этом случае, она может иметь одну природу. Что объяснило бы ДНК на Пандоре.
Однако, эти допущения не вызывают у меня сильных возражений. Они сюжетообразующие, а значит, необходимые. Сюжеты без подобных допущений можно пересчитать по пальцам одной руки. В голову только Солярис приходит. И Непобедимый того же Лема. Это те условности, про которые в свое время было хорошо сказано Лукасом: "Да, я знаю, что взрывы и выстрелы в космосе не слышны."
В остальном же, мир Пандоры радует пытливый разум. Часто указывают на несоответствие нави и других обитателей Пандоры. Обычно по поводу двух пар конечностей вместо трех, как у всех остальных животных. Но, конечности - это мелочи (в конце концов, на Земле успешно уживаются виды с двумя, тремя, четырьмя и пятью парами конечностей. Это если не учитывать многоножек ), более серьезные отличия заключаются в расположении дыхательных отверстий на лице и в волосяном покрове, которого, казалось бы, ни у одного из других видов нет. Однако... В самом фильме есть ответы на эти вопросы. Правда заметить их почти невозможно. Я еще вернусь к этому. Пока же расскажу о других радостях
Как видно из первых кадров, Пандора - один из многочисленных спутников газового гиганта. Судя по всему, размеры ее меньше, чем размеры Земли, соответственно меньшее тяготение (об этом есть фраза и в самом фильме). Что приводит к гигантским деревьям, многоэтажному лесу и обилию больших летающих тварей. Кстати, маленькое тяготение способствует и высокому росту нави и вытянутости их фигуры по сравнению с человеческой (плюс более прочные кости, которые тоже вносят свой вклад в анатомию
Другая радость - дыхательные отверстия. Практически у всех животных Пандоры они размещены на грудной клетке. Это настолько естественно, что даже странно, что земные виды не пошли по тому же пути. Дыхательные отверстия на груди - это логичное и естественное развитие жаберных щелей рыб. Такое эволюционное решение представляется очень органичным. Кстати, можно обратить внимание, что чем больше объем легких (как правило у животных, склонных быстро перемещаться в пространств), тем больше эти отверстия. Я думаю, у земных видов дыхательные отверстия находятся на голове потому, что рецепторы, ощущающие запах, исходно являлись отростками мозга и, таким образом, расположение ноздрей на лице проистекает из минимальности расстояния от них до мозга. (Это только догадка, если меня читают биологи, скажите, как на самом деле. У животных Пандоры, по крайней мере у некоторых, нюхательные отверстия на голове тоже есть. Они, как правило, гораздо меньше дыхательных, почти незаметны. То есть есть четкое разделение функций: отверстия на голове - для того, чтобы нюхать, отверстия на груди - для дыхания.
Четыре глаза радуют многих Мне в этом нравится то, насколько все эти особенности органично складываются в живое существо.
Еще одна радость - деревья, образующие нейронную сеть. Во многих произведениях биосфера планеты ведет себя как единое целое. Но это - одно из немногих, где поведению биосферы дается столь красивое обоснование.
Кстати, возникает вопрос, почему большой крылатый дракон, самое сильное и страшное существо в воздухе, красного цвета. Более сильных противников у него нет. Значит, более логична маскирующая окраска (а не предостерегающая), чтобы жертвы не могли его заметить как можно дольше. Белое брюхо и... Впрочем, выше него никто не летает, так что сверху он может быть каким угодно. И, тем не менее, почему дракон красный и сверху и снизу.
Так вот, в отличии от земной эволюции, эволюция на Пандоре, скорее всего, управляемая. Все живые существа на планете связаны с общей сетью деревьев. И одна из функций этой сети - поддерживать равновесие. Такое мощное животное, как дракон, да еще и не имеющее естественных врагов, легко может нарушить баланс экосистемы. Потому биосфера намеренно делает его красным, чтобы уменьшить его шансы на успех в охоте. Вот такое вот нетривиальное решение.
Ну и вернемся теперь к нашим Нави. Почему они такие странные.
Пожалуй, первые животные, которых Джейк видит в лесу, это протолемуры. Протолемуры - это и есть ответ на все вопросы. Они представляют собой промежуточное звено между нави и остальными. У них еще 3 пары конечностей, но передние две уже срослись до локтевого сустава. Что говорит нам о том, куда делись "лишние" конечности Нави. Глаза у протолемуров два, и расположены они на лице, так же как и у нави. Далее... На стопкадрах можно разглядеть на голове протолемуров маленький хохолок волос типа ирокеза. У протолемуров есть волосы!!! Которые впоследствии преобразуются в красивые прически нави. Более того, на других стопкадрах видно, что сзади волосы протолемуров образуют длинный хвост - практически такой же, как косы нави.
Вообще волосы - интересная тема. У всех живых существ есть разъем для подключению к биосфере. Как правило, это длинный "провод". Снаружи защитная оболочка, внутри - подвижные волоски. Вдумчивый анализ позволяет предположить, что волосы нави и протолемуров, это ничто иное, как отмершие волоски разъема. В центре, в глубине пучка волос, они живые, снаружи отмирают (у протолемуров волосы есть только по центру головы). Эти мертвые волоски, спутанные между собой, образуют защитную оплетку вокруг живых волосков в центре. Вот такая организация
Кроме того, у протолемуров есть дыхательные отверстия на груди!!! Они расположены у основания шеи над ключицами. Если внимательно смотреть, их можно заметить. Они совсем маленькие. У нави они уже полностью заросли.
Ну и то, что эти особенности протолемуров видны только на стопкадрах (косичку можно увидеть только на протолемуре, который боком быстро движется через весь кадр) добавляет всей системе особое очарование. И заставляет задуматься о том, не слишком ли часто мы называем ошибками то, что просто не понимаем.
В завершении - ролик с сайта Пандоропедии. В нем, например, можно разглядеть протолемуров. А также, в нем сказано, где именно происходит действие. Как оказалось, это альфа центавра. Что добавляет драматизма в историю человечества. Выходит, что особо далеко в космос летать люди не могут, и, думаю, эта звезда вообще единственная, до которой добрались люди.
P.S. Еще один приятный момент. Аватары отличаются от нави. У нави по три пальца на руке, у аватаров - пять, как у людей. Зубы у нави и у аватаров - разные. При этом зубы аватаров почти такие же как у людей. Но почти - вместо двух крайних резцов - дополнительная пара клыков.
Более серьезное допущение. ДНК людей и нави оказались настолько близки, что получилось сделать аватаров. Боюсь, что это и само по себе маловероятно. Не говоря уже о том, что внеземная жизнь не обязана быть построена на ДНК. ДНК - это земное решение эволюционного механизма. Было бы слишком самонадеянным полагать, что такое решение единственное. С другой стороны, жизнь, в виде микроорганизмов могла быть занесена на Землю и на Пандору извне, с помощью метеоритов. И, в этом случае, она может иметь одну природу. Что объяснило бы ДНК на Пандоре.
Однако, эти допущения не вызывают у меня сильных возражений. Они сюжетообразующие, а значит, необходимые. Сюжеты без подобных допущений можно пересчитать по пальцам одной руки. В голову только Солярис приходит. И Непобедимый того же Лема. Это те условности, про которые в свое время было хорошо сказано Лукасом: "Да, я знаю, что взрывы и выстрелы в космосе не слышны."
В остальном же, мир Пандоры радует пытливый разум.
Часто указывают на несоответствие нави и других обитателей Пандоры. Обычно по поводу двух пар конечностей вместо трех, как у всех остальных животных. Но, конечности - это мелочи (в конце концов, на Земле успешно уживаются виды с двумя, тремя, четырьмя и пятью парами конечностей. Это если не учитывать многоножек ), более серьезные отличия заключаются в расположении дыхательных отверстий на лице и в волосяном покрове, которого, казалось бы, ни у одного из других видов нет. Однако... В самом фильме есть ответы на эти вопросы. Правда заметить их почти невозможно. Я еще вернусь к этому. Пока же расскажу о других радостях Как видно из первых кадров, Пандора - один из многочисленных спутников газового гиганта. Судя по всему, размеры ее меньше, чем размеры Земли, соответственно меньшее тяготение (об этом есть фраза и в самом фильме). Что приводит к гигантским деревьям, многоэтажному лесу и обилию больших летающих тварей. Кстати, маленькое тяготение способствует и высокому росту нави и вытянутости их фигуры по сравнению с человеческой (плюс более прочные кости, которые тоже вносят свой вклад в анатомию
Другая радость - дыхательные отверстия. Практически у всех животных Пандоры они размещены на грудной клетке. Это настолько естественно, что даже странно, что земные виды не пошли по тому же пути. Дыхательные отверстия на груди - это логичное и естественное развитие жаберных щелей рыб. Такое эволюционное решение представляется очень органичным. Кстати, можно обратить внимание, что чем больше объем легких (как правило у животных, склонных быстро перемещаться в пространств), тем больше эти отверстия. Я думаю, у земных видов дыхательные отверстия находятся на голове потому, что рецепторы, ощущающие запах, исходно являлись отростками мозга и, таким образом, расположение ноздрей на лице проистекает из минимальности расстояния от них до мозга. (Это только догадка, если меня читают биологи, скажите, как на самом деле
. У животных Пандоры, по крайней мере у некоторых, нюхательные отверстия на голове тоже есть. Они, как правило, гораздо меньше дыхательных, почти незаметны. То есть есть четкое разделение функций: отверстия на голове - для того, чтобы нюхать, отверстия на груди - для дыхания.Четыре глаза радуют многих
Мне в этом нравится то, насколько все эти особенности органично складываются в живое существо.Еще одна радость - деревья, образующие нейронную сеть. Во многих произведениях биосфера планеты ведет себя как единое целое. Но это - одно из немногих, где поведению биосферы дается столь красивое обоснование.
Кстати, возникает вопрос, почему большой крылатый дракон, самое сильное и страшное существо в воздухе, красного цвета. Более сильных противников у него нет. Значит, более логична маскирующая окраска (а не предостерегающая), чтобы жертвы не могли его заметить как можно дольше. Белое брюхо и... Впрочем, выше него никто не летает, так что сверху он может быть каким угодно. И, тем не менее, почему дракон красный и сверху и снизу.
Так вот, в отличии от земной эволюции, эволюция на Пандоре, скорее всего, управляемая. Все живые существа на планете связаны с общей сетью деревьев. И одна из функций этой сети - поддерживать равновесие. Такое мощное животное, как дракон, да еще и не имеющее естественных врагов, легко может нарушить баланс экосистемы. Потому биосфера намеренно делает его красным, чтобы уменьшить его шансы на успех в охоте. Вот такое вот нетривиальное решение.
Ну и вернемся теперь к нашим Нави. Почему они такие странные.
Пожалуй, первые животные, которых Джейк видит в лесу, это протолемуры. Протолемуры - это и есть ответ на все вопросы. Они представляют собой промежуточное звено между нави и остальными. У них еще 3 пары конечностей, но передние две уже срослись до локтевого сустава. Что говорит нам о том, куда делись "лишние" конечности Нави. Глаза у протолемуров два, и расположены они на лице, так же как и у нави. Далее... На стопкадрах можно разглядеть на голове протолемуров маленький хохолок волос типа ирокеза. У протолемуров есть волосы!!! Которые впоследствии преобразуются в красивые прически нави. Более того, на других стопкадрах видно, что сзади волосы протолемуров образуют длинный хвост - практически такой же, как косы нави.
Вообще волосы - интересная тема. У всех живых существ есть разъем для подключению к биосфере. Как правило, это длинный "провод". Снаружи защитная оболочка, внутри - подвижные волоски. Вдумчивый анализ позволяет предположить, что волосы нави и протолемуров, это ничто иное, как отмершие волоски разъема. В центре, в глубине пучка волос, они живые, снаружи отмирают (у протолемуров волосы есть только по центру головы). Эти мертвые волоски, спутанные между собой, образуют защитную оплетку вокруг живых волосков в центре. Вот такая организация
Кроме того, у протолемуров есть дыхательные отверстия на груди!!! Они расположены у основания шеи над ключицами. Если внимательно смотреть, их можно заметить. Они совсем маленькие. У нави они уже полностью заросли.
Ну и то, что эти особенности протолемуров видны только на стопкадрах (косичку можно увидеть только на протолемуре, который боком быстро движется через весь кадр) добавляет всей системе особое очарование. И заставляет задуматься о том, не слишком ли часто мы называем ошибками то, что просто не понимаем.
В завершении - ролик с сайта Пандоропедии. В нем, например, можно разглядеть протолемуров. А также, в нем сказано, где именно происходит действие. Как оказалось, это альфа центавра. Что добавляет драматизма в историю человечества. Выходит, что особо далеко в космос летать люди не могут, и, думаю, эта звезда вообще единственная, до которой добрались люди.
P.S. Еще один приятный момент. Аватары отличаются от нави. У нави по три пальца на руке, у аватаров - пять, как у людей. Зубы у нави и у аватаров - разные. При этом зубы аватаров почти такие же как у людей. Но почти - вместо двух крайних резцов - дополнительная пара клыков.
понедельник, 11 января 2010
воскресенье, 10 января 2010
mir_lacki в своем ЖЖ привела сказку Козлова, которую я не слышал раньше.Правда, мы будем всегда?
"Неужели все так быстро кончается? - подумал Ослик.-
Неужели кончится лето умрет Медвежонок и наступит зима? Почему это не может
быть вечно: я, лето и Медвежонок?
Лето умрет раньше всех, лето уже умирает. Лето во
что-то верит. поэтому умирает так смело. Лету нисколько себя не жаль -
оно что-то знает. Оно знает что оно будет снова! Оно умрет совсем ненадолго,
а по- том снова родится. И снова умрет... Оно привыкло. Хорошо, если бы
я привык умирать и рождаться. Как это грустно и как весело!.."
Медвежонок зашуршал опавшей листвой.
- О чем ты думаешь? - спросил он.
- Я?.. Лежи, лежи,- сказал Ослик.
Теперь он стал вспоминать, как они встретились,
как под проливным дождем пробежали весь лес, как сели отдохнуть и как Медвежонок
тогда сказал:
- Правда, мы будем всегда?
- Правда.
- Правда, мы никогда не расстанемся?
- Конечно.
- Правда, никогда не будет так, чтобы нам надо было
расставаться?
- Так не может быть!
А теперь Медвежонок лежал на опавших листьях с перевязанной
головой, и кровь выступила на повязке.
"Как же это так? - думал Ослик.- Как же это так,
что какой-то дуб разбил Медвежонку голову? Как же это так, что он упал
именно тог- да, когда мы проходили под ним?.."
Прилетел Аист.
- Лучше?..- спросил он.
Ослик покачал головой.
- Как грустно! - вздохнул Аист и погладил Медвежонка
крылом.
Ослик снова задумался. Теперь он думал о том как
похоронить Медвежонка, чтобы он вернулся, как лето. "Я похороню его на
высокой- высокой горе,- решил он,- так, чтобы вокруг было много солнца,
а внизу текла речка. Я буду поливать его свежей водой и каждый день разрыхлять
землю. И тогда он вырастет. А если я умру, он будет делать то же самое,-
и мы не умрем никогда..."
- Послушай,- сказал он Медвежонку,- ты не бойся.
Ты весной вырастешь снова.
- Как деревце?
- Да. Я тебя буду каждый день поливать. И разрыхлять
землю.
- А ты не забудешь?
- Что ты!
- Не забудь,- попросил Медвежонок.
Он лежал с закрытыми глазами, и если бы чуть-чуть
не вздрагивали ноздри, можно было бы подумать, что он совсем умер.
Теперь Ослик не боялся. Он знал: похоронить - это
значит посадить, как деревце.